Аспен нахмурился, откашлялся громко.
— Сидели б, да пили бы, мужики. Я угощу, мне не жалко, хоть и трудом своё зарабатываю. И чушь про этот табурет попугайский не мне выговаривайте, а у хозяина заведения…
— Слышал, Бубен? — спросил сардиец, обращаясь, видимо, к крепышу. — Этот бородатый детёныш нас учить вздумал. Кому что говорить говорит. У-у-у… чую — договорился. Как и любовничек твой.
Эйден, как и раньше, молчал.
— И надо оно вам? — нехотя, хорошо понимая, к чему всё идёт, выдавил Аспен. — Я оплачу ущерб, компенсацию обиженному. Сядем за стол и решим…
Худой подросток смачно сплюнул, только чуть не угодив в истекающего кровью Бартоша, так и лежащего на полу. Бровастый сардиец шумно втянул воздух сквозь стиснутые зубы.
— Дави крыс Хертсема! — рявкнул он, пинком перевернув стол и на бегу выхватывая нож.
Аспен шваркнул кулаком по столу, ярко полыхнуло, грохнуло. Нападающий на мгновение зажмурился, прикрывая глаза рукой. В ту же секунду Эйден метнулся вперёд, вбивая нож прямо в грудину. Ломая кости, хрящи и сам нож. Чуть дёрнувшись, сардиец рухнул рядом с Бартошем, как сосна под топором лесоруба, прямой и тяжелый. Дальше всё пошло быстрее.
Крепыш, с палашом наголо, кинулся на Эйдена. Аспен успел среагировать, парировал удар своим мечом, но не отпрянул для следующего замаха, как это попытался сделать его противник, а будто прилип к чужому клинку своим. Лязг металла резанул слух.
В это время Эйден, отбросив бесполезную теперь рукоять с крошечным обломком стали, нырнул за стол, уходя от ловкого удара топором. Узкое лезвие впилось в доски, разбрызгивая щепу. Курносый тип, в замусоленном до блеска чепце, воинственно хрюкнул и попытался дотянуться новым резким ударом.
Аспен оттеснил крепкого противника к стене, оказавшись если не сильнее, то явно искуснее. Не позволяя разорвать дистанцию, так и не отрывая меча от чужого лезвия — коротко полоснул по шее, пнул коленом в пах и добавил тяжёлой гардой в лицо, ломая челюсть. Не теряя времени — заколол упавшего, развернулся, поспешил на помощь другу, отшвырнув по пути тощего паренька с окованной дубинкой в руках.
Поспел как раз вовремя, так как хертсемский стул, которым отбивался Эйден, уже потерял две ножки, был изрядно изрублен и только чудом продолжал справляться с ролью щита. Напав сбоку на мужика в чепце, первым же ударом рассёк ногу ниже колена, обратным движением хлестанул поперёк лица, на два дюйма прорубая глазницы и переносицу. Бедолага захрипел, свернулся на полу, хватаясь за голову руками. Маг добил его также, быстро и без раздумий, коротким уколом между четвёртым и пятым ребром.
Где-то в углу тихонько подвывала служанка, прикрыв нос грязно-бурым передником. У дальней стены стояли два горбоносых леммасийца, держа руки на эфесах мечей. Они, хоть были насторожены и готовы пустить оружие в ход, держались подчёркнуто нейтрально, безучастно. Все остальные уже успели убраться из зала, разумно рассудив, что умирать здесь незачем и не за что. Из-за перевёрнутого стола послышался кашель. Аспен бросил недовольный взгляд на Эйдена и пошёл обходить препятствие, всё ещё не пряча клинок. Тощий юноша, почти ребёнок, пытался подняться на колени, хватаясь руками за один из брусьев, подпирающих невысокий потолок. Руки не слушались и скользили, блестящие от темной крови. Череп над правым ухом был сильно промят, из раны текло.
— Оно того стоило? — спросил Аспен не оборачиваясь, приглядываясь к парню, ощупывая рукой его шею и голову. — Три… а нет, четыре человека. — Положив ладонь на лоб раненого, он чуть помедлил, потом аккуратно, но настойчиво уложил его на спину. Подросток снова закашлялся, закатил глаза. — Всё плохо. А ведь могло быть ещё хуже.
Снова точный укол меж рёбер. Парень на секунду напрягся и обмяк, завалив проломленную голову набок.
— Прошу прощения за этот бедлам, господа. — Аспен чуть поклонился знатным леммасийцам. — Полагаю — вы видели, как всё случилось. Начали не мы.
Один из них пожал плечами, как бы соглашаясь. Второй, помоложе, молча переводил глаза с тела на тело, непривыкший, видимо, к подобному зрелищу.
— Хозяину тоже передай извинения, — маг подошел к всхлипывающей служанке, положил рядом с ней небольшой, но туго набитый кошель. — Идём. Лошади уже отдохнули. — Бросил он также, не оборачиваясь, голосом жёстким и холодным.
Взъерошенный щенок, забежавший в распахнутую в суматохе дверь, с интересом обнюхивал валяющиеся тут и там, среди разбросанной посуды, объедки. Петляя любопытным челноком по залу, добрался до юноши, ткнулся влажным носом в промятый череп. Заметив Эйдена — завилял тонким проворным хостом. Не переставая вылизывать тёмную густеющую лужу.