— Ещё пару лет назад, — начала знахарка негромко, — Каська и не подозревала, что растёт настоящей красавицей. Но, как легко заметить, это вовсе не повлияло на результат. Данность — есть данность. Иллур, хоть и храбрый, волевой человек, всё ещё остаётся незрелым хвастуном. Он никак не мог допустить мысли, что его выручил просто хромоногий мальчишка. Но его суждения, верные или ошибочные, также не влияют на результат. Данность — есть данность, — она шумно высморкалась, зажав одну ноздрю крючковатым пальцем. — Из-за вечных свар на этой земле страшно воняет смертью. А смерть одного — всегда жизнь другого. Падальщики и хищники всех мастей ошиваются в этих лесах, порождённые или привлечённые братоубийственной бойней. И редкому мужику, битому жизнью и не обделённому здоровьем, удаётся до нас добраться. Кто знает, может оно и правда просто свезло… А может и нет.
Беспокойные языки пламени, почти бесцветные в солнечный полдень, жадно лизали огромный кабаний череп. Толстая кость темнела, струйки чистого дыма выходили из глазниц и ноздрей. Иллур восседал на низкой скамье у самого очага, положив руки на колени ладонями вверх. Он был спокоен и серьёзен. Как и подобало в такой момент.
— Важно не оставить даже крупицы плоти, даже кровяного пятнышка на кости. Иначе гниль и тление осквернят образ и наоборот привлекут тварей.
Эйден кивнул, соглашаясь. Он заинтересовался планами Иллура ещё утром, когда тот погружал бурый, оскоблённый череп в большой муравейник. Но тогда знахарка утянула его за собой, пообещав, что интересное будет позднее.
— А это готовит Дарна. С ней поудобнее. Хотя, конечно, мог бы и сам, — рыжебородый растирал кисти густой мазью из деревянной плошки. При контакте с кожей сероватая масса медленно таяла, бледные лоскутки испарений поднимались вверх.
Спросив разрешения взглядом, Эден обмакнул в плошку палец. Растер мазь между большим и указательным. Чувствовался холод, будто взял в руки тающую льдинку.
— Перепалить тоже будет нехорошо, рассыпется, — с этими словами Иллур потянулся прямо в огонь.
Извлечённый кабаний череп тяжело ухнул о скамью. От массивной зачернённой кости исходил сильный жар. Эйден чуть отодвинулся. Он с интересом наблюдал, как рыжебородый примеряется и настраивается. Больше никого из селян не было поблизости. Никто не смел мешать.
— Кхаш! — утробно прорычал Иллур, резко прижимая раскрытую ладонь к покатому костяному лбу.
Отчётливо затрещало, сильнее пошёл пар. Спустя несколько секунд, он отнял от раскалённого черепа руку. На ладони вздувались бледные волдыри.
— Знаю, это простое колдовство, — тяжёлое дыхание не скрывало смущения в голосе, — но и оно помогает.
Эйден молча кивнул. Уже зная, что «кхаш» — означает страх, на одном из старых языческих наречий. Позже, помогая повесить кабаний череп на дерево неподалеку от деревни, он оценивающе вгляделся в такие же, явно висящие не один год. Расколотый медвежий, коронованный ветвистыми рогами — олений, волчий, успевший почти наполовину врасти в толстый ствол. И даже неизвестный, хищный и вытянутый, ощерившийся обломками длинных зубов. На каждом из них чуть поблескивал глянцевый отпечаток ладони, отчетливо выделяясь на закопченной кости.
— Тут надо по-другому смотреть. Ниже, как на четвереньках бежишь, — Курт присел на корточки, почти касаясь светлой бородой земли. Не трогая листьев, указал рукой на что-то, совершенно незаметное Эйдену.
— Некоторые тропы можно заметить, только ступив на них, — протянул в ответ юноша. Он действительно не видел указываемых следов, хоть и считал себя недурным, для мельника, следопытом.
Его спутник, высокий сильный мужчина лет сорока, здорово походил на какого-нибудь мудреца-отшельника. Спутанные волосы до плеч отливали блеклым золотом, кое-где разбавленным серебристыми прядями седины. Крупный, горбатый нос и глубокие морщины на лбу, точь в точь как у Иллура, выдавали кровное родство.
— Да, ты прав, — серьёзно кивнул Курт, после непродолжительной паузы. Миной и голосом давая понять, что мудрость сказанного не ускользнула от него.
Эйден промолчал. За несколько дней проведённых в деревне, он понял, что тишина, зачастую, звучит убедительнее слов. Более того — помогает скрыть улыбку, столь неуместную в подобных обстоятельствах.
— Так вот… туда, в молодой ельник, стягивается несколько оленьих тропок, — негромко продолжил Курт, — что, казалось бы, странно. Ибо делать им там совершенно нечего, опавшая хвоя забивает траву, колючие лапы хватают за рога. То бишь теснота, да ещё и не пожрёшь толком. Но эт только кажется, — здоровый бородач ступал мягко, совершенно бесшумно. Тёмные ели будто специально сторонились его. — На деле — это хорошее место для молодняка с мамками. Их не видно, хуже слышно, да и в непогоду укрыться можно. Вот тут их и стоит брать. Особенно по утру, с первыми лучами.