Каждый вечер часть жителей деревни собиралась у главного Очага. Взрослые мужчины всегда были здесь. Как и почти все старики. Женщины, дети и подростки обычно не допускались. Эйдена удивляла такая иерархия, явно жёсткая и неизменная, но он был достаточно осмотрительным, чтобы думать над этим молча. Тем более, что и других тем для размышления хватало. Особенно его занимали ритуалы и обряды, проводимые местными. До этого за всю жизнь ему довелось увидеть только двух магов. Один — угадывал выбранную карту и жонглировал горящими кругляшами на кролдэмском рынке. При этом говорливый усач перекрикивал гвалт базара, вещая о волшебстве, чудесах и плате за зрелище. Второй — хмуро поглядывал на марширующую колонну грязной, завшивленной пехоты, что-то тихо выговаривая целому полковнику. О том, что внушительный, дорого одетый мужчина, настоящий маг — Эйдену тогда поведал товарищ. Впрочем, не слишком достойный доверия. Все прочие проявления мистики или магии, виденные до недавних пор юношей, всегда выглядели спорно, тускло и неоднозначно. Таинственные нашептывания над вонючим котелком, горячие, неразборчивые молитвы перед боем, проклятья, изрыгаемые в гневе и с пеной у рта — все это внушало доверие, только если ты сам хотел верить.
Совершенно иное впечатление производила Дарна, способная развести огонь без искры или трения, просто плеснув на растопку несколько капель зловонного зелья. Или Иллур, каждый вечер, после собраний у Очага, забиравший пламя с собой. Впервые увидев, как трепещущие оранжево-красные лепестки сами стекаются к головешке, подставленной рыжебородым — Эйден не поверил своим глазам. Амежду тем, никто больше не выказал ни малейших признаков удивления. Здесь это было в порядке вещей. Глава деревни всегда забирал огонь с собой и хранил в собственном очаге до следующего вечера. Как выяснилось позже — пламя не гасло уже больше сорока лет. Что, по утверждению местных жителей, здорово помогало общине. А именно — вместе с выжженными черепами отпугивало всякую нечисть, инстинктивно сторонящуюся особого жара старого огня. То, что большинство лесовиков никогда не видели чудовищ и монстров страшнее добытого медведя — объясняли высокой эффективностью такого запугивания. И, по словам Дарны, с момента обретения этого знания, этой простой, но действенной техники, нападений на территории деревни не случалось. Вот уже более сорока лет.
— Так вот эта образина успела оторвать от Фолда приличный кусок, всю руку вместе с плечом, прежде чем мы её порубали. И без руки Фолд, мать его так, жить не смог. Ну а без него мы с дороги сбились, заплутали немного.
Иллур сидел на тёсанном пне, опираясь на неровную каменную кладку стены. Его хата была самой большой в деревне и выделялась на общем фоне. Он слушал мосластого бугая лениво щурясь, грея на солнце медленно заживающую голень.
— Хорошо, что ваш малой на пути попался, — продолжал мордоворот, медленно ворочая тяжёлой челюстью. — Пригласил голодных, уставших путников к старшим. Толковый мальчуган, небось в отца весь.
Эйдену не нравился голос этого человека. И взгляд второго, высокого и почти лысого, не нравился тоже. Когда эти двое вошли в деревню, он весело болтал с Касией, чертя для неё на земле карту известной ему части Бирны. Девушка первой заметила чужаков и молча юркнула за дверь, затаившись в отцовском доме. Все прочие женщины и дети, ещё недавно видневшиеся тут и там, тоже растворились без следа.
— Да, одно лицо, — негромко согласился Иллур. — Иди парень, молодец, что проводил.
Чумазый мальчик, лет десяти, перевёл испуганный взгляд с главы общины на тяжёлую руку, лежащую у него на плече. Мосластый здоровяк осклабился и снял руку. Тут же взявшись за ремень, в непосредственной близости от рукояти меча.
— Так что, хозяин, накормишь гостей? И пущай твои бабы по углам не хоронятся. Аль мужиков давно не видали?
— Давно. С утра все на промысел ушли.
Эйден напрягся ещё больше. Неосознанно крепче стиснулореховый посох, которым он чертил устье Севенны. Было непонятно, зачем бородач сказал то, что сказал. Все взрослые мужчины, кроме них двоих, действительно ушли рано утром. Но к чему было сообщать об этом двум вооруженным бродягам?
— Ну, тебя-то понятно, почему с собой не взяли. Раз жерди к ноге примотаны — значит охромел недавно. А тот парнишка, с дубиной который, тоже с ногами не дружит? Или ещё какое увечье имеет? Что молч…
Лысеющий тип с колючими глазами прервал спутника, коротко ткнув кулаком под рёбра. Потом добавил раскрытой ладонью по затылку. Он бил не больно, но здоровяк как-то сразу уменьшился, ссутулил широкие плечи и отшагнул в сторону. Как побитая собака, боявшаяся отбежать достаточно далеко.