— Верно, да слишком быстро. Говоришь. Торопишься, сам себя услышать и не успеваешь. Ты из фаима Нонга́ро? — Мужичок кивнул, слушая. — Хорошие семьи, давно возят здесь. — Пояснил старик для нездешних. — Как поживает ваш старший батюшка? Всё также плодовит? Киваешь, хорошо. Всё хорошо. И что ваших много, и что слушать готов. А цель твоя, и уроков твоих, от волов лишь неподалёку. Но вовсе не в них, и не в грузе, и не в том, успеете ли к закату. Извечный Лем завещал нам, своим детям, просто жить. Долго и степенно, если получится, а нет — так хотя бы стоит стараться. Не тратя времени и сил на напрасные поиски, метания, баловство или бегство. Слышишь? Именно этому ты и должен учить уже своих детей. Фаим Нонгаро занимается своим делом сколько? Полвека? Хорошо, нужно продолжать. И своей ясноокой дочурке ты покажешь, насколько хорош ваш путь и положение, ваша доля, ваша судьба. Но в учении не торопись. Будь терпелив и спокоен. Не толкни её, неразумную пока голубку, выпорхнуть из родной голубятни. Не рискни её долгой жизнью, усердствуя без меры, гоня и требуя, как с жилистого мальчугана. Возьми это, — жрец легко оторвал две полосы от коричневой накидки, — и повяжи ладони. Тихо и ласково, будто подвязываешь хрупкий цветок. И повторяй раз за разом. Тогда и распустится цветок в твоём доме, и принесёт фаиму ещё множество новых хороших людей. А волы будут напоены и омыты.
Все вежливо одобрили мудрость жреца. Эйден передал возчику баночку охлаждающей мази, чтобы нанести на содранные мозоли. Показал, как лучше наложить повязки, чтобы почти не сковывали кисть, но при этом не спадали. Так ехали ещё с полчаса, широким рядом, расслабленно беседую обо всём, изредка уступая дорогу встречным путникам. Старый жрец расспрашивал детей возчика о том, умеют ли они написать свои имена, и громко восхищался ответами, когда путь преградили трое. Юнцы, немногим старше тех, что только что выписывали в воздухе неясные литеры.
— Кто такие? Куда идёте? — Спросил самый высокий из них, со смешным пушком над губой. И с мерзкого вида косой, насаженной на древко торчком. — А ну стой, сказал! Не то нос твоей корове обрублю. А то и не только корове.
Повозки остановились, не ожидавшие подобного спутники переглядывались. Аспен смотрел не прямо на троих, ставших на дороге, а правее, в колючие заросли акации. И зорким глазом различил там не меньше пяти человек.
— Это мы кто? — Нашёлся, наконец, горбоносый возчик. — Это вы кто?! — Его возмущало всё. И такая встреча там, где всегда было совершенно спокойно. И то, что его холёного вола обозвали коровой. Да и любые замечания про нос он с самого детства воспринимал остро. — А ну пшли с дороги! Вопрошают здесь. Мы фаимом тут ездили, когда ваши отцы у дедов в яйцах сидели. Страже донесу, что шастаете.
— Зря разорался, курносый. Мы-то как раз порядок охраняем, от бирнийский шпионов тракты и селения стережём. Твои телеги проверить надо. А то смотри — за грубые слова и ответить случится. Тем более, что и рожи у некоторых тут довольно бирнийские.
— Юноша прав. — Вдруг громко, резко воскликнул жрец, вперившись серьёзным уже взглядом в возчика. Он удержал распаляющегося мужика глазами, продолжил спокойнее. — И мы все, и даже господа рыцари очень благодарны вам за бдительность, за внимание. — Эйден с Аспеном, неожиданно произведённые в рыцари, слушали с интересом. — И вашим друзьям, спасающимся от жары в тени деревьев, мы признательны тоже. Призовите же их, всех их, благодарность за такую службу должна быть весомой, вещественной, достойной. А сообща мы выгрузим повозку скорее.
Из-за акаций на зов вышли ещё пятеро. Все почти ровесники, кто с длинным цепом, кто с вилами. Эйден соскочил с борта телеги. Аспен недовольно цыкнул на это, начал было говорить, но жрец решительно перебил его.
— О сир, прошу вас, не утруждайтесь. Не вам таскать мешки и торбы. Друг мой, — теперь он обращался к возчику, — выдайте же юным защитникам достойную оплату.
Возничий проследил за взглядом жреца, секунду с сомнением разглядывал мешочек сбоку от себя. Пожал плечами, кивнул, поднял. Простовато улыбаясь, понёс плату за проезд высокому. Теперь все восемь юнцов косились на сетку с тремя крупными луковицами.
Не доходя шага, горбоносый коротко ухнул и залепил, что было мочи, этаким луковым кистенём прямо в ухо высокому парню. Тот пошатнулся, выронил косу. Получив снова по затылку — пал на четвереньки. Получил ещё. Луковый сок смешался с кровью.
— Плата, — завопил жрец, пугая и завладевая вниманием молодых разбойников, — сообразна службе. Ваш юный предводитель с детства слаб глазами, как, впрочем, и умом. Не признал меня, хотя я-то знаю и всех его родичей, от уж давно беззубой прабабки до пока беззубых племянников. Прозывают бедолагу Колоском, так как вытянулся рано, да высоко. Что ж, теперь и у Колоска зубы будут пореже, почти как у бабули. Надеюсь, жива старая, прошлой весной ещё благословлял. — Тем временем возчик продолжал усердно лупцевать беднягу. Сетка, должно быть — крепкая рыбацкая, и не думала рваться. Расквашенные ошмётки лука летели в стороны, старые узлы драли лицо и руки. — И вас, отроки, благословляю тоже. А добросовестный Нонга́ро предостерегает примером. От ошибок молодости. Но пока довольно, друг мой, довольно. Твоя плеть уже пуста, а разум Колоска, надо думать, хм… преисполнился.
Возчик остановился, глубоко вздохнул, его лицо снова стало довольным и чуть простоватым. Крепко дёрнув за грудки, поставил высокого на ноги. Отвернув от себя — легонько пнул, побуждая двигаться. Подняв косу, вернулся к повозке.
— Да, всё правильно. — Согласно кивал жрец. Пристыжённые юнцы один за другим исчезали в акациях. — Этот растяпа неправильно насадил косу. Мог и поранить кого. Ну ты-то исправишь, знаешь, как надо.
Эйден только сейчас немного расслабился, незаметно спрятал нож, стал посмеиваться вместе с сыновьями возчика. Аспен что-то ворчал, поглядывая по сторонам. Дороги случайных попутчиков скоро разошлись, далее ехали тише, спокойно, без происшествий.
Спустя неделю, передвигаясь неспешным челноком от трактира к трактиру, выведывая по пути всё то свежее и актуальное, что было недоступно издалека, наши друзья добрались до пригорода Маньяри́. Средоточия ремесленных общин, в том числе — кузнечных фаимов, а также самой процветающей провинции полуострова.
— Да, впечатление произведено. Определё-ё-ённо. — Удовлетворённо тянул Аспен, запивая яблочным компотом вкуснейшую запеканку и поглядывая в окно на телегу, оставленную на попечение конюха. — Изобилие выдаёт рачительных хозяев, каждый второй постоялый двор — приличен и чист, кругом ровно нарезанные поля, образцовые оросительные каналы, радующие душу чёткой и правильной геометрией. В конце концов — компоты!
— Угу. Неплохо-неплохо. Ярмарка, что проезжали вчера, напомнила Кро́лдэм. Только ярче, разнообразнее, живее.
— В самом Маньяри, должно быть, и того лучше. Карсы известные ремесленники. Без размаха Редакара, пожалуй, но уж нам-то хватит. Тут можно было бы припомнить, что серьёзная часть кузнечных товаров, от оружия с латами до подков с гвоздями, поставляется в Бирну. Разными путями и в Уилфолк, и в Хертсем, и до Суррая доходит.
— То есть — они вроде как наживаются на бедах соседей. — Ядовито усмехнулся Эйден.
— Да, я понимаю, я же и сказал — «можно было бы». Всерьёз дуться на местных мастеров абсурдно. Но осадочек, осадочек-то, а? Разбогатели на войне, при этом держась от неё на почтительном расстоянии.
— Что, лично у меня, вызывает понятное уважение.
— Оно и понятно.
— Да не бурчи, — Эйден добродушно отмахнулся, сразу от товарища и от мухи, кружащей над кружкой. — Пей вон… компот какой. Давай точнее о планах. Кузнецы Маньяри — это прекрасно, вот только мне интереснее другое. Видел прилавок у входа? Смугляк какой-то торгует, в халате цветастом.
— Помню только, что петрушкой несёт. Я больше на конюха смотрел, уровень благонадёжности оценить силясь. Вроде стоит вон на посту, блюдёт, в носу ковыряет, под тент почти не заглядывал.
— Мне тоже показалось, что малый хороший. Не боись так. А тот смуглый, кроме пахучей петрушки, ещё и женьшенем торгует. Там же успел кипрей разглядеть, чабрец и, вероятно, лимонник. Чуешь, чем пахнет?