Нет! Нет! Это было слишком хорошо, неправдоподобно хорошо и просто, если бы сейчас пришли свои. В пещеру вбежал Рука. Застыл на мгновение, когда увидел, что Рыч и Кармелита содрали пластырь со рта. Сам по себе факт, может быть, и не такой страшный. Просто непослушание в пленниках ужасно и недопустимо само по себе.
— Поговорить захотели, сволочи?! — процедил сквозь зубы Рука и, угрожающе помахивая пистолетом, направился к паре пленников.
Рыч пополз ему навстречу, чтобы заслонить собой Кармелиту. Но дальнейшее поведение Руки было непонятным и необъяснимым. Он выключил свет и встал рядом с пленниками:
— Тихо, вы! Рыпнетесь, я вам все мозги повышибаю, понятно?
— Да, но я… — начал было говорить Рыч.
Но похититель тут же ударил его пистолетом по губам, чуть не выбив зубы.
— Т-с-с-с… Тихо, я сказал!
— Тихо, говоришь? — насмешливо переспросила Кармелита. — Ая цыганка.
Петь хочу. Сейчас как запою.
Рука оглянулся испуганно.
— Я тебе спою! Я тебе!.. Папашка твой идет сюда… Тебя, наверное, ищет…
Глаза цыганки загорелись надеждой. Рука не видел этого, но почувствовал.
И потому тут же стал ей угрожать:
— Пикнешь — пристрелю… Но начну не с тебя, а с бати твоего, когда он сюда с фонарем сунется. На твоих глазах замочу папашу — большого цыганского барона. Так что будешь умницей, девочка моя. Ты же будешь молчать, да? Ни слова не проронишь? Все, тихо. Идут!
Баро, Миро и охранник уже довольно долго ходили по катакомбам. Несколько раз в сердце закрадывалось нехорошее предчувствие — заблудились. Но нет — каждый раз выходили на знакомую дорогу. И с каждым часом поисков все меньше становилась надежда найти здесь Кармелиту. Вот забрели и в еще одно малоизвестное ответвление штреков.
— Баро, я там посмотрю! — махнул Миро рукой куда-то в сторону.
— Смотри, смотри, — кивнул Баро.
Миро прошелся вдоль неровной стены. И вернулся назад.
Эх, если бы он прошел еще метров двадцать да повнимательнее всмотрелся в каменные глыбы, наверняка бы заметил ход в пещеру.
Но он не прошел и ничего не увидел.
— Ну что, Миро? Никаких следов? — грустно спросил Зарецкий.
Миро отрицательно покачал головой.
— Ничего.
Баро тяжело вздохнул.
— Что ж, я так и думал. Не будет Рыч прятать Кармелиту там, где потерял золото.
— Но где же, черт возьми, ему ее еще прятать?
— Если бы я знал… Если бы… Здесь ее дальше искать бессмысленно.
— И что вы предлагаете дальше делать?
— Остается только одно — ждать. Будем ждать, пока они сами свяжутся с нами.
Шаги стихли.
Рука прислушался. Да, похоже, искатели далеко ушли. Опять включил свет.
Насмешливо посмотрел на Кармелиту и Рыча.
— Ну что, голуби сизокрылые? Не нашли вас… и не найдут. Я свое дело крепко знаю. Рука — настоящий мастер своего дела. За это Удав меня и ценит.
Говорит: "Ручная, ха-ха, у тебя работа!"
Домой Земфира приехала одновременно с Рами-ром. Ну разве что на пару секунд раньше. Успела забежать домой и уже оттуда, в окно, увидела, что муж возвращается. По лицам его и Миро все поняла. О деле лучше не спрашивать.
— Ну что ж, Миро, — сказал Зарецкий, прощаясь с парнем. — Езжай в табор. Я думаю, мы сегодня обошли все… По крайней мере, мы теперь знаем, где ее точно не прячут. Это уже хоть что-то…
Миро прекрасно понимал, что это отговорка. Но на сердце и так было погано. Так что еще больше ухудшать настроение правдой совсем не хотелось. И все же…
— Значит, Баро… надо собирать деньги на выкуп?
— Да, Миро… Форс прав, мы можем только разозлить Рыча.
— Табор, как всегда, готов помочь тебе. Я сейчас туда. Крепись, Баро.
Зарецкий вошел в дом. В прихожей его ждала жена:
— Рамир!
Баро мрачно, с болью посмотрел на Земфиру.
— Прости меня, — сказала она. — Я очень волнуюсь за Кармелиту..
Но прежняя обида его еще не покинула.
— И поэтому скрываешь от меня то, что знаешь?-!
— Я от тебя ничего не скрываю. Я говорила тебе правду. Давно говорила.
Баро не ответил.
— Ты верил Рубине… ты прислушивался к ее словам. Но ко мне прислушаться ты не захотел.
— Ты сама сказала, что похищение Кармелиты не твоя тайна. Тогда чья?!
— Тех, кто ее украл, Рамир. Мне так же больно, как итебе… Поэтому давай не будем делать друг другу еще больнее.
После слов Астахова лицо Максима скривилось. И Николай Андреевич понял, что сейчас может начаться истерика. Страшная мужская истерика с инфарктом или инсультом.