– Док… – выдохнул Яков. – Жи… – голос его оборвался, захлебнувшись эмоциями.
Док был мертв. То, что стучалось, было не более чем воскрешенной некровирусом оболочкой, которая должна была теперь беспокоиться о выживании вируса. За Яковом, ведя перед собой скрюченного, но не связанного «продавца», появился Сагитай. Бросив взгляд на картину, он понял все. Его глаза вспыхнули диким огнем, ноздри раздулись, он посмотрел на Владимира, затем на стены вокруг. Яков уже доставал Трофима из сундука и старался поставить на ноги, но тот не мог стоять ровно. Он занял промежуточное положение между стоящим и сидящим в той позе, в которой он провел уже более суток.
– Он его в спину убил… – оглядывая ученого с ног до головы, сказал Яков. – Он его в спину, Сага…
Яков задохнулся от гнева и развернулся к Владимиру, на его глазах выступили слезы.
– Погоди, погоди, – встал между ними Сагитай. – Тут камеры, брат… Нельзя… Нельзя…
Яков в своем движении к «продавцу» уперся в Сагитая.
– Брат! Брат! Нельзя! Нельзя! – сдерживал его Сагитай.
Яков, тяжело дыша, смотрел на Владимира. Ледяная ярость гигантским молотом готова была обрушиться на него. Трофим стоял, покачиваясь, бездумно глядя в сторону. В его руке была зажата черная статуэтка химеры.
– Они же только в Зоне встают… – в ужасе прошептал «продавец».
Серые волосы на его голове стояли дыбом, глаза провалились внутрь от страха, цвет лица своей серостью и черными кругами под глазами мало чем отличался от лица Дока. Сагитай, внимательно глядя на вроде как приходящего в себя Якова, потянулся за телефоном на своем поясе. Набрав несколько цифр, он дождался гудка.
– Шеф, мы нашли его. В магазине. Нет, не живой, – пауза. – Застрелен. Да, он. Крышей двинулся…
В это время Владимир, не понимая, что делает, повернулся и потянулся к выдвижному ящику стола. Приоткрыл его, показав рукоять пистолета. Реакция Якова была молниеносной. Он сделал шаг, одной рукой схватил того за одежду на груди, другой за пояс и, слегка крутнув и подсев под него, поднял над собой так, что «продавец» чуть ли не коснулся лицом потолка. Еще мгновение, и Яков с силой, словно куклу, бросил его перед собой на пол. Кроме непередаваемо жуткого шлепка тела о кафельный пол как будто еще что-то булькнуло. Сагитай не успел открыть и рта, а «продавец» лежал без сознания на полу. Отодвинув телефон от лица, он включил громкую связь и видео.
– Шеф велел дать картинку, – сказал он Якову.
Несколько секунд телефон молчал, в то время как шеф на той стороне объектива внимательно осматривал помещение.
– А что с Володей? – раздался резкий оцифрованный голос их шефа, голубоглазого стратега Алексея Викторовича Худных, когда он разглядел расплывающуюся лужу крови под головой лежащего без сознания «продавца».
– Упал… – мрачно ответил Яков.
Из трубки раздался тяжелый вздох.
– Живой?
Яков наклонился, замеряя пульс.
– Живой.
– Ладно, он все равно уже к списанию подходил. Нервные клетки не восстанавливаются. Не у всех, – добавил шеф. – Давай к Доку.
Сагитай перевел камеру на Трофима, который так и стоял, скрючившись.
– Твою же четверть через три колена! – выругался голубоглазый на том конце провода. – Такого специалиста мне угробил!
Было понятно, что и их шефа картина стоящего в полусогнутом положении Трофима выбила из колеи.
– Что делать, шеф? – спросил Сагитай.
– Выводы, б…! – было слышно, что Худных борется с эмоциями и собирается с мыслями. – В общем, так. Картина по гнусу у нас безшансовая. Город не удержим. Гнус уже выбил стрелковым всех поисковых роботов из тех, кто был в пределах досягаемости, еще и пару боевых успел зацепить. Как скоро он сюда прискачет, неизвестно, но если регулярка гражданских в полмиллиона еле утоптала, боеприпасы в каждый метр земли уложила, то тут несколько миллионов, да еще и бывшие военные. Короче, через несколько часов начнется эвакуация Москвы. Дока давайте на реабилитацию. В Бурденко его нельзя, бесполезно, тащите в Зону. Там безопаснее, да еще и свои помогут. Я остаюсь на рабочем, кнопки нажимать и за событиями следить, – он выдохнул. – Черт, такие планы были…
– Шеф? – подал голос Яков.
– Что? – спросила он.
– Свои – это кто?
– Свои – это Свобода и эти самые… воскресшие. Они, видишь, и вне Зоны вставать могут, – ответил шеф.
– С этим что делать? – спросил Сагитай, переведя камеру телефона на лежащее на полу тело.