С этими словами наш провожатый растворился в темноте.
Бар мы нашли быстро, даже не пришлось ни у кого переспрашивать. Назывался он «Тегусигальпа». По крайней мере, на вывеске над входом, подсвеченной розовым световым шнуром, было написано именно это слово. Здесь, под вывеской, чуть сбоку от арки входа, стояла обычная двухместная школьная парта, за которой восседал седой мужичок с испитым лицом, носом-сливой, но в бронежилете и со стволом в руках.
— Стоять! Фейс-контроль!
Петрович ухмыльнулся.
— И чего ты хочешь, фейс-контроль? Не пущать?
— Вы эта… Пушки здесь оставляйте, амуницию. Порядок такой. Кхе…
— А, может, по репе тебе стукнуть? Чтоб к людям хорошим не цеплялся, ага?
— Чего по репе-то сразу? — обиделся сливоносый. — Не хочешь, не оставляй. Так проходи.
Корень хмыкнул и важно прошел мимо мужичка под вывеску. Я проследовал за ним. Если уж вызвался быть моим дядюшкой, пусть и командует пока. И впереди важно выступает.
У висевшего на стене стенда с «Правилами поведения сторонних лиц на территории ОП „Южный“» Корень знакомился долго, внимательно изучая каждый пункт незамысловатой инструкции. Я, глянув мельком на листок ватмана, увидел знакомое «… бла-бла-бла… ЗАПРЕЩАЕТСЯ! … вести торговлю артефактами и частями мутантов… устраивать стрельбу… ломать строения… препятствовать исполнению обязанностей… бла-бла-бла… МЕРЫ ПРЕСЕЧЕНИЯ: …расстрел, … выдворение за Периметр с передачей виновного властям… повешение за ноги…». Обычная для всех «Долговских» баз лабуда, уже набившая оскомину всему честному люду. Хорошо хоть теперь не требуют этот бред наизусть учить. Сверху над «Правилами» — незамысловатая эмблема «Долга» — три описанных вокруг одного центра красных окружности, рассеченных на сектора белым крестом. Старожилы говорили, что по первости этим знаком «долговцы» украшали свою одежду, пока не поняли, что яркая картинка здорово смахивает на мишень и очень облегчает прицеливание врагам, которых у «Долга» всегда было с избытком.
В «Тегусигальпе» было накурено и скользко: то ли пол заплевали, так что ноги разъезжаются, то ли изначально был он таким гладким, как линза у приличного телескопа, но передвигаться по нему пришлось с опаской. Народу не так чтобы очень много — свободные столы имелись — но прилично. Кто-то пил в одиночку, в дальнем углу собралась компания — человек восемь, что-то шумно отмечали, четверо играли пара-на-пару на бильярдном столе, вокруг которого заботливо были уложены прибитые к полу ковровые дорожки. Еще несколько человек — по двое-трое сидели за отдельными столиками. Один сталкер спал, склонившись столом и пуская в атмосферу пузыри. За металлической барной стойкой потеряно бродил человек невероятной худобы, одетый лишь в кожаную жилетку и камуфляжные штаны, с лицом, обделенным всякой растительностью, похожий на вяленую воблу, и так же как вобла, лишенный ушных раковин. Он что-то протирал, что-то искал, находил, отставлял в сторону и снова брался протирать, и опять бросал, чтобы снова что-то найти. Готов поспорить, что погонялово у него здесь — Череп. Как вариант — Кощей.
— Эй, любезный, — перегнувшись через стойку, Корень поманил ходячего скелета пальцем. — Вас как зовут?
— Что? — очень громко переспросил тощий бармен, не делая ни малейшей попытки подойти ближе. И приложил к отсутствующему уху ладошку.
— Тебя как зовут?!! — багровея, заорал Корень.
Народ в зале не обращал на нас никакого внимания, похоже, завсегдатаи привыкли к особенностям хозяина барной стойки.
— А! Скулл я. — бармен сделал пару неуверенных шагов навстречу Петровичу. Говорил он все также громко, перекрывая многоголосый гомон зала.
В десяточку! Таки Череп, пусть и иностранный.
— Пожрать-выпить есть? — Надрывался Петрович.
— Есть! Если деньги есть.
— Баксы принимаешь? — после слова «баксы» конец фразы Корень уже проорал в полной тишине. Слышно было только, как шары на бильярдном столе лениво бьются друг о друга.
Скулл сделал испуганные глаза, приложил указательный палец к губам, призывая Петровича к тишине, и сипло заорал, пытаясь изобразить шепот:
— Принимаю! Если много, могу выгодно обменять!
Я оглянулся. Не было ни одного рыла в баре, которое бы в этот момент не пялилось на нас. Даже спящий проснулся. Входная дверь приоткрылась, и в проеме показалась физиономия обладателя носа-сливы.
Корень задумался, а я дернул его за рукав, призывая обратить внимание на изменившуюся обстановку.
— Чего тебе, Макс? Не видишь — с человеком разговариваю? — попытался освободиться Корень, но я не отпускал его руку.
Он тоже оглянулся. Молча обозрел клиентуру и четко, почти по слогам, произнес:
— Баксов мало. На всех не хватит, — после чего вернулся к разговору с барменом. — Тогда поесть чего-нибудь на двоих накидай. И выпить по сто пятьдесят на рыло.
Скулл согласно кивнул.
Как будто кто-то включил звук: абсолютная тишина сразу сменилась многоголосым нестройным хором.
Мы сели так, чтоб не оказаться спинами к залу. Рюкзаки бросили на блестящий пол.
— Ну вот, Макс, мы дошли до бара. — Корень достал свои ментоловые сигареты и прикурил. Бросил пачку на стол. — И, знаешь, за последние сутки у меня появились смутные сомнения…
— Какие?
— Понимаешь ли, дорогой мой, я не вчера родился. Я старый, битый жизнью бродяга, и кое-чему эта жизнь меня научила. — Он снова затянулся и выжидающе смотрел на меня, буравя своими черными выпученными глазами мою переносицу.
Я молчал, ожидая продолжения.
— И если все идет ровно там, где ровно ничего быть не может, я начинаю волноваться. Понимаешь, ага?
— Нет. Ты, Петрович, если хочешь о чем-то спросить — спроси. Не надо меня разводить полунамеками. Ты меня уже с кредитом хорошо развел!
— Вот так, да? Ладно, Макс. Объясни мне, как мы прошли полтора десятка километров по самому опасному месту на земле и не вляпались ни в одну неприятность? — Он снова затянулся. — Ни аномалий, ни мутантов приличных, ничего особенного. Они как будто разбегались от нас. Первым всегда шел ты. Вел, можно сказать. Без детекторов, без опыта… Словно не в окрестностях Чернобыля, а так, за грибами в Кудряшовский бор пошел. Как? Как и чем можно объяснить подобное везение?
— Ну и как ты себе это объясняешь? — Вот же глазастый черт!
— Нет, Макс, не я. Ты мне это объяснишь. — Корень усмехнулся. — Хотя, если хочешь выслушать мою версию — изволь. Время есть. Мне кажется, ты здесь бывал. Не в Антарктике, а здесь ты прятался от меня. Да?
— Ты реально параноик, Корень! Затащил меня в эту жопу и еще я же ему и виноват, что в жопе воняет. Ничего плохого с ним не случилось! Собаки тебя сожрать ни разу не пытались? Кровососа не ты грохнул? Аномалии не попались? Лучше было бы, чтоб кто-нибудь из нас сдох? Правдоподобнее было бы? Радоваться нужно! А не в следователя играть!
— Параноик. Параноик… — Корень затянулся последний раз и потушил сигарету о торец стола. — Что ж, может быть, прав ты, а не я. Но я буду посматривать за тобой, Макс. И молиться.
— Давай, Петрович, посматривай. Смотрелки не сломай.
— Угу. — Он отвернулся к барной стойке. — Эй, хозяин, нас тут кормить будут?
Что ответил ему Скулл, я не видел. Напряженно думал о том, как до поры избавить Петровича от подозрений. Потом-то все равно будет, но до точки его довести, если уж так все неожиданно хорошо получилось, я просто обязан! Ладно, чего бы я сейчас не надумал, а прежде всего — нужен проводник, тогда можно будет и дальше ваньку повалять.
Он опять смотрел мне точно в переносицу.
— Петрович, — собравшись с мыслями, сказал я, — может, я пока по столам пройдусь, проводника поищу?
— Нет, Макс, извини, проводника поищу я. Мне спокойнее будет.
— Как хочешь, — я откинулся на спинку скамьи, с независимым видом оглядывая помещение, а Корень поднялся из-за стола и направился к ближайшей паре сталкеров. — Только вот, Петрович…
— Что? — он вернулся к своему месту.
— Я просто подумал, что если Бар на базе «Долга», то бармен обязательно стучит кому-нибудь из них. Поэтому с проводником надо аккуратнее, чтоб легенда про племянника не рассыпалась.