Корень задумчиво пожевал губами, глядя куда-то поверх меня. Потом поднялся и сказал:
— Учту.
Бродил он долго. Подручный Скулла успел поставить на стол поднос с шашлыками (не дай бог, из какого-нибудь снорка!), с красновато-коричневыми хорошо прожаренными боками, истекающие прозрачным желтоватым соком, присыпанные колечками тонко нарезанного лука; глубокую миску с вареной картошкой, политой постным маслом и обсыпанную мелкой крошкой рубленной петрушки и укропа; рыбницу с круглыми дольками маринованных огурцов; непрозрачный стеклянный графин, на матовом стекле которого какой-то умник маркером старательно вывел «Lalique»; две стопки по пятьдесят граммов, вилки, ложки, по паре картонных тарелок с логотипом «Тегусигальпа», солонку и перечницу. Ножи у сталкеров были у всех свои, поэтому в заведении на стол ничего режущего не подавалось.
Сказать, что потекли слюнки, значит слукавить, на самом деле случился настоящий приступ слюноотделения на фоне продолжительной консервно-баночной диеты. И, когда я уже схватил шампур, наплевав на возможное происхождение мяса, ко мне подсел сталкер, недавно одиноко пускавший пузыри за соседним столом.
— Привет, — от него ощутимо пахло псиной и хвоей, — приятного аппетита.
— Шпасибо, — прошамкал я, быстро пережевывая застрявший в зубах кусок.
— Да вы кушайте, кушайте. Не обращайте на меня внимания.
— Вы хотите что-то спросить? Если нет — идите за свой столик; мне для обеда зрители не нужны, я не Людовик Четырнадцатый.
— Я сейчас уйду, — он поднялся со скамейки, но снова сел. — Про баксы вы зря здесь заговорили. Опасно это. Теперь обязательно кому-нибудь захочется точно узнать количество баксов.
— И что?
— Что — «И что»?
— Я уже понял, что про баксы зря заговорили. Вы сейчас меня предостерегаете, хотите помочь, предложить какие-то услуги? К чему этот разговор?
— Я вас видел на Свалке через оптику. — Сталкер прищурил один глаз, показывая, как следует пользоваться прицелом.
Наверное, это он о том случае, когда Петрович симулировал инфаркт.
— Нас многие видели, — мне всё еще было непонятно чего ему нужно.
— С вами мужик пожилой. Это Корнеев? Иван Петрович?
Интересно как! Он тоже вышел на охоту на Петровича?
Шашлык остывал, безумно хотелось есть. Я посмотрел — куда делся Корень? А он уже переместился за стол, за которым что-то праздновала большая группа сталкеров, размахивал чужим стаканом и произносил витиеватый тост, в котором слышалось что-то вроде: «…возле горной реки… сказал аксакал… не будет больше… остался один… большой и сильный орел… убил негодяя острым… выпьем… ни один сталкер…». Дальше я не расслышал, потому что вновь заговорил носитель псино-хвойного запаха:
— Меня зовут Тачкин.
Такое прозвище я слышал. Его упоминал Зайцев, когда я спросил о возможных контактах. Пришлось внимательнее присмотреться к собеседнику: тускло-желтые глаза, соломенные, слегка отдающие зеленым, волосы, трехдневная щетина, растущая клочками, круглые, некогда сверкавшие фальшивой позолотой, а теперь истертые до матовой белизны, очки; на вид лет сорок, может быть, чуть старше. Из особых примет — детский полосатый шарфик с мохнатыми бубенчиками, закрученный вокруг немытой шеи, на правой стороне потертой коричневой кожанки темное пятно, оставшееся от оторванного нагрудного кармана. Рукава куртки замазаны чем-то черно-маслянистым. Машинное масло? Не было бы рядом Корнеева! Можно было бы и поговорить о нем, а щеголять сейчас перед Петровичем своими знакомствами в Зоне не стоит. Какие бы выгоды это не сулило. Ладно, поговорим, может, удастся узнать что-то новенькое, ведь что-то происходило здесь, пока я на Большой земле «отдыхал»? Я со вздохом отчаяния отодвинул от себя поднос с шашлыком, которому не суждено уже было быть съеденным в горячем виде.
— И что угодно от меня господину Тачкину?
Он удивился. Видно было, что удивился.
— Извините, я, кажется, обознался, — недоумение было написано на его невзрачном лице, — еще раз приятного аппетита, — он встал, — извините. Я здесь до завтрашнего вечера буду.
— Подождите, Тачкин.
Степень его удивления выросла еще выше — до открытого рта.
— Присядьте. Вы же, как я понял, старожил здесь?
— Да.
— Людей, которые здесь сейчас, всех знаете?
— Людей? — он осмотрелся вокруг, — Да, всех знаю. Кроме вас с компаньоном.
— Расскажете?
Он потер переносицу, положил очки на стол.
— Это длинно получится, — сказал сталкер, я кивнул, соглашаясь с таким предположением, — а мне на работу нужно.
Понятно, денег хочется. Чего ж ему предложить? Я ведь пуст как Сахара днем.
— Давайте так, господин Тачкин: вы мне рассказываете, а я рассчитываюсь, если найду в ваших рассказах что-то полезное. Вы же все равно хотели мне бесплатно что-то предложить?
— Ну, я же обознался!
— Это я вам об этом сказал. А если б промолчал, вы бы все мне выложили. И, возможно, это стоило бы вам дороже, чем наша невинная беседа.
— Логично, — он достал сигареты «Ватра», овальные! Где ж это такой раритет продают?! Ларек какой-нибудь в Припяти разграбили? — Но глупо как-то. Вы меня обмануть хотите?
— Помилуйте, уважаемый! Какой обман? Мы ж с вами не государственную тайну обсуждаем! Не цену поставок газа «Газпромом»! И не узлы какого-нибудь «Типтроника»? Просто дружеская беседа. Выпить хотите? Не стесняйтесь. — Я поставил перед ним стопку Корня. — Заодно и разговор живее пойдет.
Он налил себе полную рюмку, и, не дожидаясь меня, опрокинул в рот. Вытер губы рукавом и заметил:
— Вы много наливаете. Пить неудобно.
— Пятьдесят грамм — много?
— В стандартном глотке около двадцати граммов, — пояснил сталкер, — когда в посуду налито больше, приходится пить в два глотка. А это, при мерзком качестве здешнего продукта, не всегда приятно.
Надо же, на эстета тонкого нарвался! Теперь я почти точно знал, кто на графине намалевал «Lalique». Я сочувствующе покачал головой:
— Надо же! А мужики и не знают! Ладно, вернемся к нашим… сталкерам.
— С кого начать?
— А с себя и начните.
— С себя? Что ж, какая разница? — Произнес Тачкин, закуривая свою вонючую «Ватру». — Я не очень удачливый сталкер. Далеко не хожу, а близко уже все давным-давно все выгребли. Так по мелочи перебиваюсь: если кого к яйцеголовым сопроводить, мутанта не слишком опасного поймать или застрелить. Раньше далеко ходил. Даже до Припяти пробирался. А теперь словно боюсь чего-то. Знаете, как высотобоязнь бывает? Это не когда голова кружится от высоты, а когда сердце на самом деле останавливается, дышать невозможно, руки-ноги не слушаются и в голове пустота абсолютная? Вот так и у меня с некоторых пор. И главное, понять не могу — почему? Ничего особенного не случалось, а стоит хоть подумать серьезно о Радаре или там Рыжем лесе, и все! Приступ обеспечен.
— Понятно, — я слышал, так бывает с некоторыми не в меру любопытными, совавшими свой нос в сомнительные места, — а про бармена что скажете?
— Про Скулла-то? А что про него говорить? Из новичков он, от силы две-три ходки сделал по окрестностям. Жертва аномалии. Слышал я, что его из подземного комплекса долговцы вытащили. Обожженного, да мертвого почти. Выходили вот, поставили сюда. Бар держит, хозяевам стучит помаленьку.
— Ладно, давайте про остальных, — я налил ему еще половину стопки.
— Вон там, — Тачкин показал давно немытым пальцем, и, пока я смотрел, незаметно залил в себя предложенную водку, — два сталкера сидят. Тот, что с бородой — Архангел, а второй, стало быть, Макимот. У него АКМ с белым прикладом — говорит навроде талисмана. Так, ничего особенного. Нормальные ходоки, звезд с неба не хватают. Артефактами промышляют средненькими.
— А что за имена такие странные — Архангел, Макимот?
— Ну, с Макимотом просто все: у него присказка такая есть — «не по-нашему это, не по-макимотовски». Это когда он в чем-то сомневается. А с Архангелом забавно. Там целая история. Но она еще на Большой земле произошла. Рассказать?