Сразу от локтя до ладони закололо тысячей маленьких игл, но вместе с тем наступило необъяснимое облегчение.
— Мощная штука, — Петрович держал в руках сморщенную «душу». — Пригодиться ещё?
— Вот это? — Белыч покачал головой. — Выбрось и забудь. Своё дело она сделала. На боку тоже всё зарубцевалось наверняка. Сейчас бы переливание крови организовать — через пару часов он бы уже бегал.
— Переливание? Посмотрим. Давайте собираться. — Петрович осмотрел груду вещей сваленных на полу. — Макс, идти сможешь?
Ничего не отвечая, я поднялся на ноги, сделал несколько неуверенных шагов. Сильно штормило, но передвигаться я уже мог. Не быстро и держась за стенку, но сам! Я утвердительно кивнул.
— Отлично! — Петрович склонился над рюкзаками, выудил из кучи мой ГШ, вложил его в мою ладонь. — Тогда берем вещи и мотаем отсюда!
Возвращение в облюбованное нами «Бюро пропусков» заняло еще час. Мы часто, в основном из-за меня, останавливались, а когда шли, нас могла обогнать любая черепаха. Мои спутники заметно устали — ведь все это время им пришлось переть на своих горбушках колограммов по сорок всякой всячины.
Наконец Петрович открыл перед нами уже знакомую зеленую дверь, а Белыч помог мне доползти до стола. Едва оказавшись на горизонтальной поверхности, я уснул.
Мой сон, видимо, спровоцированный обезболивающим, был очень ярок, насыщен звуками и запахами. Снилось мне, как сидя в летнем кафе с Петровичем — в тени столетних чинаров, возле приятно журчащего арыка — мы лениво попивали пивко. На столе уже громоздилась целая батарея пивных кружек, воздух вокруг пропитался запахом табака и ментола, а пьяное забытьё никак не приходило. И тогда Петрович предложил отполировать выпитое чем-нибудь покрепче. Мы с жаром принялись обсуждать, что в такой ситуации использовать: перебрали множество вариантов от банальной водки до местечковых напитков вроде Асбах Уралт, и только тут заметили сидящего на третьем стуле Белыча. Он держал на коленях большую черную сумку и очень печально смотрел на нас. Петрович поинтересовался его настроением и в ответ мы услышали печальную повесть о том, как лучшего друга нашего проводника захватили коварные террористы. Вместе с другом в заложники попали еще два десятка людей, с которыми боевики укрылись на территории городской психушки. Мы немного посочувствовали его горю и спросили, можем ли чем-то помочь. Оказалось, что вполне можем, и более того, сталкер рассчитывает лишь на нашу помощь. Он расстегнул молнию на бауле и перед нами предстал разнокалиберный арсенал водяных пистолетов.
Петрович заявил, что с таким запасом ему сам черт не страшен и принялся обвешиваться разноцветными игрушками, со стволов которых капала вода. Я спросил — наше ли дело заниматься освобождением заложников? И Белыч объяснил мне, что в Зоне никаких групп антитеррора не водится, а ждать, когда они прибудут из Москвы — значит подвергать риску жизнь захваченных, потому что боевики, хоть и не выдвигали никаких требований, но все равно обещали убивать по одному заложнику каждые полчаса. Петрович возмутился такой наглостью «уродов» и пообещал нам замочить их всех. В подтверждение своих слов он пару раз прицельно брызнул в мусорный бак.
Как-то очень быстро мы оказались перед воротами психбольницы, я лишь успел заметить промелькнувшие фоном дома характерной застройки, очень распространненой в Советском Союзе в начале шестидесятых годов, когда целые города возводились по единому плану.
Перед железными воротами Белыч кратко проинструктировал нас об особенностях операции, несколько раз повторив, что террористы, чтобы не быть узнанными, могут переодеться в белые халаты врачей и санитаров. Поэтому надо мочить всех!
Я не успел вставить ни слова из своих сомнений относительно того, что врачей вобщем-то мочить незачем, как Петрович могучим пинком снес ворота, преграждавшие путь нашей освободительной бригаде.
И закрутилось! Мы шли и стреляли, стреляли, стреляли. Разноцветными брызгами во все стороны. И невинные врачи и злобные боевики падали, падали, падали перед нами.
Как это часто бывает во сне — вдруг пришло знание, что заложники находятся на чердаке самого высокого корпуса больницы. Пополнив боезапас у ближайшего гидранта, мы двинулись на штурм. Здание почему-то оказалось обернутым серпантином, блестящим, искрящемся в лучах закатного — уже закатного! — солнца. Нам удалось без потерь преодолеть эту мощную преграду, но перед самой парадной дверью на Белыча набросился санитар, выскочивший из-под крыльца. Перед тем как его замочил Петрович, переодетый боевик успел обрызгать нашего антитеррористического вдохновителя из полулитрового шприца! Белыч умер не приходя в сознание, пробитый мутной струей сразу в десяти местах. Петрович, сняв с головы неизвестно где подобранную шапочку для купания, всплакнул над телом товарища и приказал мне двигаться дальше.