По крайней мере, мне так казалось.
Сглотнув слюну, что вдруг стала вязкой, я вернулась к письму. Да нет, это была какая-то ошибка, чей-то неуместный розыгрыш. Я не могла поверить ни в одно прочитанное слово. Но зачем моим родителям врать мне? По их словам, мой жених не только попросил моей руки, но и передал за меня дары, которые они уже приняли, а значит, дали свое согласие на мой брак.
Среди даров были большой добротный дом в деревне недалеко от столицы, прилагающаяся к нему земля, домашний скот, птица и наемные работники. А еще отличная кузница для отца. Мама же радостно сообщала об отдельных спальнях для сестричек. В нашем доме у нас была одна комната, где мы жили и спали все вместе, а теперь им в безвозмездное пользование достались двухэтажные хоромы.
Вновь оторвавшись от письма, я невидящим взглядом смотрела прямо перед собой. Ничего не понимала. Вообще ничего не понимала, но голова закружилась, во рту стало сухо, а сердце заколотилось в предчувствии беды.
Судя по прочитанному, моя свадьба была назначена через месяц, а до этого меня приглашали вместе с женихом в гости в новый дом. При этом мама приписала, что, естественно, необходимо играть две свадьбы. Одну – по всем правилам аристократии во дворце, раз уж жених мой лорд и такая важная шишка, а вторую – у них дома по-простому: с традициями, ночными посиделками, веселыми гаданиями и деревом.
– Что там пишут, ведьмочка? – нагло заглянул в мое письмо Каль, а потом демонстративно отодвинул для себя стул и сел рядом со мной.
Второй свободный стул занял не менее омерзительно улыбающийся Пелин.
– Тебе что, мало, что ли, было? – сложила я листок в несколько раз, собираясь подняться и уйти.
Но меня остановили, больно схватив за руку. Причем остановил Найкл, фактически прижав мое запястье к столу.
А Калиан тем временем продолжил как ни в чем не бывало:
– Вижу, радуешься сидишь. От счастья только слезы почему-то не льешь.
– От какого счастья? – спросила я, зло глядя на него.
– Ну как же? Столько отличных новостей. Император твою кандидатуру одобрил, разрешение на нашу помолвку подписал, родители твои согласие дали. Радоваться должна. Теперь ты принадлежишь мне, дорогая невеста.
Глава 12: Дорогие заложники
Четыре дня спустя
Наш экипаж плавно остановился у высокого серого каменного забора. Отодвинув в сторону темную бархатную штору, я выглянула на улицу, но не увидела ничего, кроме самого забора, навалившего за ночь снега и больших окон второго этажа, что прятались под навесом добротной черной крыши, обрамленные изящной лепниной.
Миг, и карета снова тронулась с места, а меня качнуло. Лошади первыми прошли через распахнутые кованые ворота, а следом на придомовую территорию, очищенную от проделок первой метели, заехал и наш скромный экипаж без каких-либо опознавательных знаков.
Здесь было много, слишком много людей в черных одинаковых плащах с золотыми нашивками на груди. Лица их скрывались за глубокими капюшонами, а из-под плащей торчали рукояти мечей. Они стояли, ходили или даже сидели по всему периметру двора, а теперь еще и внимательно следили за нашей каретой, провожая ее напряженными взглядами.
Но на глаза мне попадались и простые рабочие. В отдалении справа от дома при въезде я заметила взрослого мужчину в одной рубахе, что колол дрова, а мимо нашего экипажа, едва не угодив под копыта лошадям, пронесся парнишка в сером тулупе. Он догонял домашнюю птицу, пытаясь завести разбежавшихся крикуний обратно в курятник.
Но так или иначе все мое внимание привлекал все-таки сам дом. Такие крепкие, внушающие уважение здания я раньше видела разве что издали. Массивное каменное строение выглядело неприступной крепостью, но на втором этаже к одному из окон уже прибивали синие ставни. Такие ставни имелись и на первом этаже. А еще я точно знала, что это маме нравился синий цвет. Была уверена, что без ее руки тут не обошлось.
Как же я по ним соскучилась! Была счастлива наконец-то увидеть родных. Жаль только, что повод оказался безрадостным.
– Пелин, ты же знаешь, что я не убегу, – обратилась я к своему строгому надсмотрщику.
Теперь он сопровождал меня везде и всюду, куда бы я ни пошла. Разве что только в уборную не совался, но и то лишь потому, что я в первый же день отхлестала его мокрыми простынями и нажаловалась Калю на отсутствие у его брата разумных границ.