— Сами понимаете, что имя этого человека я могу назвать лишь в крайнем случае. Поставщик есть поставщик.
— Будем считать, что этот случай крайний.
— Я же говорил, что вы еще очень молоды, — качает он лысиной, усеянной крохотными капельками пота. — Попробуйте все узнать сами. По этому вопросу обращайтесь ко мне в самом крайнем случае. Действительно, крайнем.
Мы вышли на щедро залитую солнцем улицу, тротуар которой, несмотря на запрещающие знаки, был полон автотранспорта.
— Вас подвезти?
— Нет, спасибо, я пройдусь пешком.
Он медленно садится в свою «шестерку», и машина резко срывается с места. В газетном киоске покупаю вчерашнюю «вечерку» и проверяю истинность прогноза погоды. Все сходится. Не спеша открываю дверь машины, бросаю пиджак на заднее сидение и так же, как он, резко срываюсь с места, хотя торопиться в общем-то некуда. Просто привычка. Эта еще ничего. У меня есть и несколько привычек из разряда дорогостоящих. Поэтому я должен возвратить товароведу Яровскому похищенный у него портрет работы Тропинина.
2
Барановский открыл дверь рывком, хмыкнул что-то невнятное и посторонился, пропуская меня в прихожую двухкомнатной квартиры, которая во все времена года напоминала склад средних размеров. Затем, подтянув не второй свежести трусы на огромный живот, сделал весьма оригинальное заявление:
— От этой жары лопнуть можно.
— Скорее, истечь потом, — не согласился я обходя многочисленные ящики, стоящие на пути. Упав в свободное кресло, с удовольствием закурил и приготовился выслушать монолог Барановского. Он начал без предисловия:
— Представляешь, сегодня пошел с утра за сахаром, битый час стоял в очереди. Почему за свои деньги я должен еще стоять в очереди? За одной пачкой… А если мне надо две? Иди в другой магазин, стой в очереди, покупай. Идиотия такая! Да, в другой стране спроси я ящик, да что ящик — вагон сахара, меня бы в зад целовали за такую покупку. А эти цены… По телевизору каждый день говорят, что мое благосостояние растет, я не понимаю, как может расти благосостояние, если мясо уже стоит шесть рублей, а зарплата как была, так и осталась. Все дорожает прямо на глазах — билеты в кино, мебель, одеяла… Ты представляешь…
Я делал вид, что сосредоточенно внимаю его пламенной речи а сам думал: спросить Барановского, как говорится, в лоб или поиграть с ним?
Насчет цен Ким Никитич мог распространяться часами, но обличительные речи он произносил только дома. В своем СКБ Барановский с такой же горячностью нес ахинею на никому не нужных партийных собраниях, благодаря чему прослыл активистом со всеми вытекающими отсюда последствиями в виде полубесплатных путевок. Правда, там он доказывал, что по уровню жизни мы обогнали все страны мира вместе взятые.
Барановский был хорошо известен многим своим умением делать деньги на чем угодно. С Уголовным кодексом он играл, что называется, в одни ворота, перепродавая книги, не отмеченные в каталогах, иконы, эмали. Периодов застоя его торговая деятельность не знала, при отсутствии антиквариата он, слегка рискуя, легко переключался на парфюмерию или икру. Лишь бы делать деньги. Не зря о нем говорили: Барановский способен снять с дерьма пену и превратить ее в наличные. Это обстоятельство меня очень устраивало.
— …Я тебя спрашиваю — продолжал обращаться ко мне Ким, отчаянно жестикулируя, несмотря на духоту в комнате, — кто здесь может прожить на одну зарплату? За все надо давать сверху. И самое страшное, что все берут. Только бронзовый Пушкин на бульваре не берет — у него рук нет.
Барановский прекратил повальное обличение, полез в холодильник и налил из запотевшей литровой банки холодную воду в большую синюю чашку. Пользуясь этой паузой, я быстро спросил:
— Заработать хочешь?
Продолжать свой монолог после этих слов Барановский уже не мог. Святое слово «заработать» легко примиряло его со всеми странностями жизни. Ким преобразился на глазах и, несмотря на огромное пузо, походил на охотничью собаку, сделавшую стойку.
— Мне необходимо одно полотно, которое может выплыть в любую минуту. Так что не пропусти. Мужской портрет работы Тропинина.
— И что я с этого буду иметь? — зажмурился Барановский.
Сейчас я мог пообещать ему все трудовые сбережения кладовщика базы курортторга или, на худой конец, начальника из ОБХСС. Но слишком щедрое вознаграждение в такой ситуации попахивало бы блефом. Поэтому я вздохнул и, словно прикидывая еще раз все обстоятельства, сказал:
— Пять процентов с продажной цены.