Тем не менее я решительно поднялся с койки, распахнул все еще не заблокированную дверь и, не обнаружив за ней уже ставшую привычной охрану, рванул вдоль коридора, не имея ни малейшего представления о том, что, собственно, делать дальше.
Верхнюю палубу я успел неплохо изучить за время скитаний по кораблю. Если мне удастся беспрепятственно добраться до грузового лифта, ведущего в шлюпочный отсек, у меня появится шанс... Я так и не успел оформить эту мысль в четкий план действий.
Чудовищный удар перегрузки швырнул меня на пол, зубы лязгнули, прикусывая язык, соленая кровь наполнила рот, и это было последнее ощущение, которое я запомнил, прежде чем потерял сознание.
Очнулся я в медицинском отсеке и, видимо, раньше, чем от меня этого ожидали. Я лежал на узкой койке универсального медицинского реабилитатора, отгороженного от остального помещения полупрозрачной занавеской. С другой стороны двигались две тени – мужская и женская, – они разговаривали, и поскольку речь, по-видимому, шла обо мне, я весь обратился в слух.
– Он в коме?
– Нет. Он оказался гораздо крепче, чем я предполагала. Он без сознания, но, я думаю, все обойдется. У него нет серьезных повреждений.
– Вот видишь, я же говорил.
– Это еще ничего не доказывает.
– Но разве ты не провела полное обследование?
– Конечно, провела. Но ты же знаешь, только в момент прямого контакта можно быть уверенным в результате. Сейчас у нас нет ничего, кроме косвенных улик.
Полное обследование? Хотел бы я знать, что это означает... Никакого обследования без моего предварительного согласия они не имели права проводить. Это надо запомнить и использовать, если понадобится, но не показывать врачу, что я слышал их разговор. Чем больше я узнаю – тем лучше.
– И о чем говорят эти косвенные улики?
– Как обычно. Возможна двойная трактовка. Он наверняка находился под их воздействием.
– Это мы знали.
– Но мы не знаем, насколько глубоким было проникновение в его сознание. Сохраняет ли он контроль над своим разумом постоянно или лишь до тех пор, пока ему это позволяют?
– Нам придется пойти на определенный риск.
– Мы ведь уже проиграли эту войну, разве нет? Правительство, флот, армия – все находится под их контролем.
– Если он станет нашим союзником, возможно, у нас появится шанс.
– Я в это не верю. Чудес не бывает. Мы получим еще одного посланника, причем сами доставим его на Землю.
– Посмотрим. Даже тебе не все известно о целях нашей экспедиции.
Одна из теней исчезла из моего поля зрения. Разговор, из которого я мало что понял, прервался. Потом женская рука отдернула занавеску, и, увидев врача, я почти смирился со своим положением беспомощного больного.
На ней был аккуратный, почти кокетливый медицинский халатик, из синтрилона, и она была непростительно красива для должности корабельного врача.
Мужчину, принимавшего участие в разговоре о моей персоне, рассмотреть так и не удалось, дверь отсека захлопнулась за его спиной, и я остался один на один с этой женщиной...
– Уже очнулись? Странно... Почему молчат приборы? Они должны были предупредить о вашем пробуждении.
– Вашему автомату, наверно, лет двести. Ему давно пора на отдых.
– До сих пор я на него не жаловалась. Почему вы на меня так смотрите?
– Не ожидал увидеть женщину в роли корабельного врача, тем более такую женщину...
Она сделала вид, что не поняла моего комплимента. Или, что вернее, не захотела его принять.
– У нас здесь очень пестрая команда. Женщин назначают на самые разные должности. Почему вы не включили антиперегрузочные устройства, как вы вообще оказались в коридоре?
– Потому что на всех кораблях, кроме этого, принято подавать предупреждающий сигнал перед пуском двигателей.
– С нашей аппаратурой иногда происходят странные вещи. Возможно, это работа посланников. Сейчас случай, который едва не погубил вас, расследуется капитаном. Он вам все объяснит, как только вы сможете ходить.
– Мне это говорили еще до старта, но объяснение почему-то все время откладывается.
– Капитан ждал, пока мы выйдем в открытый космос и разовьем достаточную для оверсайда скорость.
– Какое отношение имеет скорость корабля к моей беседе с капитаном?
– Самое прямое. После выхода в оверсайд нас невозможно подслушать.
– Вы хотите сказать, что на этом корабле могут находиться подслушивающие устройства?
– Не устройства. Существа. Обычные человеческие существа, способные передать информацию через миллионы километров пространства. Несмотря на все предосторожности, на все наши тесты и проверки, здесь наверняка есть, по крайней мере, один из посланников.
История с включенным без предупреждения двигателем лишний раз подтвердила догадку капитана. У нас на корабле имеется кто-то из них.
– Кто они, кто такие посланники? Разоблачить посланников трудно еще и потому, что люди, попавшие под влияние инопланетного разума, порой даже не подозревают об этом.
– Вы предполагаете, что я... Что со мной может происходить то же самое?
Я едва не проговорился о том, что слышал ее предыдущий разговор, но вовремя остановился.
– Вряд ли они пытались бы вас убрать, если бы вы были одним из них. Хотя, кто знает... Иногда они придумывают весьма замысловатые комбинации для того, чтобы их посланец не вызывал ни малейшего подозрения.
– Но послушайте... Я бы об этом знал. Поверьте, я полностью контролирую свои действия, и никто извне не может управлять моим сознанием!
Мой голос звучал слишком взволнованно. Слова этой женщины задели меня так глубоко, возможно, потому, что ее внешность произвела на меня сильное впечатление. Или у меня были какие-то сомнения на собственный счет?
– Этого не может знать никто. К сознанию посланника внешний канал управления подключается неожиданно для него самого, и в памяти не остается никакой информации об этом.
Это похоже на временную потерю сознания, что-то сродни лунатизму. Только окружающие могут заметить странность в поведении субъекта в этот момент, сам он, позже, отмечает лишь потерю времени, в течение которого он не знает, что с ним происходило. С вами такого не было?
– Нет. Я бы определенно об этом знал.
– Откуда такая уверенность?
– С тех пор как я попробовал сок энергетического растения на Багровой планете, мое подсознание и память... Как бы это лучше объяснить... Они стали более управляемы, более открыты для меня, поддаются более жесткому контролю и анализу.
– Ну что же, возможно, именно поэтому вы представляете такой интерес для нашего капитана.
– Вы упомянули о том, что двигатели корабля включили без предупреждения умышленно. Я правильно вас понял?
– Правильно. Кто-то отключил сигнальные устройства оповещения.
– Кто-нибудь еще пострадал?
– Нет. Только вы. Акция была рассчитана очень точно, кто-то отключил устройство в тот момент, когда вы покинули каюту. Именно поэтому мы предполагаем, что она была направлена против вас. Если бы не ваш невероятно крепкий организм, вас бы уже не было в живых.
– Но рядом со мной в тот момент, когда я вышел, никого не было.
– Это совсем необязательно. Здесь в каждом отсеке установлены оптические датчики.
– Вы все время употребляете это таинственное множественное число. Что вы имеете в виду? Кто эти «мы» и «они»?
– Потерпите немного. Вам все объяснит капитан. Через несколько часов мой кибермедик закончит свою работу, и вы сможете ходить.
– Много повреждений я получил?
– Ничего серьезного. Несколько переломов, небольшое сотрясение мозга, легкое кровоизлияние. – Сообщая мне этот диагноз, она очаровательно улыбнулась.
– И это у вас называется «ничего серьезного»?!
– Могло быть гораздо хуже. С перегрузкой в двадцать «Ж» ваш организм справился просто блестяще.
Нашу увлекательную беседу прервал гудок вифона внутренней связи. Она нажала небольшую кнопочку на своем браслете и с минуту слушала недоступное для меня сообщение. При этом ее лицо стало еще прекраснее, она ушла в себя, отключившись от всего внешнего. Отвечая собеседнику, она произнесла всего одну фразу: