Они стояли слишком близко друг к другу, и никто уже не слышал приказов.
Связь неожиданно прервалась. Наступила полная тишина в эфире, и в этой тишине бесшумные в космосе разрывы атомных снарядов казались еще ужаснее.
На четвертой минуте боя один из рокандских кораблей, идущий в лобовую атаку на флагманский крейсер Рикарского, не успел уклониться от столкновения и на всей своей огромной скорости врезался в носовую рубку крейсера.
В результате этого удара от стальной громадины крейсера должно было остаться лишь облако раскаленных газов.
Однако ничего не случилось. Не было даже вспышки. Даже толчка. Онемевшие от ужаса офицеры, секунду назад ожидавшие неминуемой смерти, теперь смотрели на Рикарского ничего не понимающими глазами.
— Прекратить огонь! Максимальная скорость на тяге! Курс двенадцать радиант сорок!
Рикарский отдал свой запоздавший приказ, пытаясь вывести флагман из-под беспорядочного обстрела своих собственных кораблей, но опоздал…
Два попадания в кормовой отсек лишили звездолет основной тяги. Потеряв возможность разогнаться до переходной скорости, они оказались отрезанными от дома.
Разобравшись наконец в происходившем, капитаны аниранских кораблей, не получившие никаких приказов, на свой страх и риск один за другим отдавали команды о прекращении огня.
Огненный ад кончился. Космос вокруг них был девственно чист, если не считать обгоревших обломков их собственных кораблей.
— Мы сражались с призраками, с фантомами, с зеркальным изображением наших собственных рейдеров! — В голосе Рикарского слышались почти рыдания. Но он жалел не тысячи погибших ни в чем не повинных людей, он оплакивал и проклинал только собственную судьбу.
— Но как же радары, сэр! Их экраны зафиксировали десятки вражеских кораблей.
— Они ничего не фиксировали. Экраны радаров видели люди. Это фантомы. Они были только в наших мозгах. Уходим отсюда. Эта проклятая планета убивает всех, кто к ней приближается, даже на расстоянии…
— Но наши рейдеры…
— Они наверняка давно погибли. И в любом случае это теперь неважно! Выполняйте приказ!
ГЛАВА 36
Лагур проснулся слишком рано. Солнце еще не взошло, хотя неестественный синеватый свет рассвета уже пробивался сквозь листья гролы, покрывавшие крышу его хижины.
Он лежал на неудобном жестком ложе. Все его тело затекло от холода, впрочем, не только тело… Мысли тоже вращались в непривычном замедленном темпе. Они были отрывочны, эпизодичны и почти не связаны друг с другом.
Ко всему прочему его все время подводила память. Он помнил, что сегодня двадцать третье апреля и что вчера тоже было двадцать третье апреля. Еще он помнил собственное имя: Л агур. Впрочем, в том, что это имя принадлежит именно ему, он почему-то сомневался.
Он знал, что должен встать и, несмотря на царящий в хижине утренний холод, собраться на охоту.
Голод уже безжалостно терзал его внутренности. Но он начисто забыл, как здесь охотятся, какое нужно для этого оружие, как выглядят животные, которых он должен использовать в качестве своей добычи. Он не знал даже, куда именно следует идти на охоту.
Голова болела так, словно ее зажали в гигантские тиски, и чем больше он пытался разобраться в своем положении, тем сильнее становилась боль.
Тогда он уцепился за самую простенькую мысль, только что мелькнувшую в его сознании.
Он подумал, как здесь охотятся, и это словечко «здесь» словно провело невидимую черту, отделившую его от наружного мира.
Возможно, он ему не принадлежит. Или принадлежит, но не полностью. Вставать все-таки придется… Лагур медленно приподнялся, затем сел и осмотрел свою хижину так, словно видел ее впервые. Ему подумалось, что это может соответствовать истине. Он не помнил ни этой циновки у двери, ни убогих непрочных стен, сплетенных из побегов незнакомых ему лиан.
В углу, над дверью, занавешенной еще одной циновкой, он заметил странное приспособление в виде согнутой в дугу палки, концы которой были связаны между собой длинной прочной жилой. Он понятия не имел, для чего может служить подобная штука. Возможно, это какой-то инструмент или оружие… Рядом из длинной узкой коробки торчали тонкие палочки с острыми наконечниками. Уж они-то наверняка могли служить оружием. Непонятно только, почему их так много.