— Конечно. Жаль, что тебя самого не было на той поляне. К счастью, заблудиться в лесу невозможно — плато видно с вершины любого дерева. Больше ничего существенного с нами не произошло. Все остальное время заняла обратная дорога.
— Ну что же… — подвел итог услышанному Версон. — Теперь, по крайней мере, мы знаем, куда следует направить дальнейшие поиски.
ГЛАВА 38
Что такое человеческая память? Что это, хрупкая запись в сознании одного-единственного человеческого существа, исчезающая вместе с ним, или это нечто большее?
Ее так легко потерять… А когда с нею все в порядке, мы не ценим, мы даже не замечаем ее. Но без памяти человек перестает быть личностью. Он ест, пьет, у него может быть даже имя… Другое имя, не то, что дала ему мать при рождении, словно кличка животного…
Да разве только имя? Вся его жизнь, лишенная воспоминаний, лишенная прошлого и цели, ради которой он жил, ради которой очутился в этом мире, вся она становится подобна жизни животного, управляемая простейшими инстинктами, заботами о пище и о тепле…
Лагур думал об этом, наблюдая за пламенем костра. И еще он думал, что такие мысли слишком сложны для простого охотника… А также о том, что возникновение подобных мыслей — добрый знак. Его память, не подавляемая больше наркотиком, начала пробуждаться. Отдельные странные картины все время всплывали перед глазами.
Корабль, словно огненная птица, разрезает черноту неба кинжалами синего пламени.
Женщина с узкими зрачками глаз нежно касается своими руками его обнаженных плеч…
Он кого-то ищет в заброшенном и мертвом городе…
Дальше все пропадало. Исчезало, как фильм на экране, когда рвется пленка… Он знал, что должен помочь своей памяти соединить в одно целое обрывки этих картин. Он уже почти понял, что нужно для этого сделать. Оставалась самая малость. Последнее, завершающее движение.
Он почувствовал тепло у себя на груди и вспомнил, как называется вещь, от которой исходит это тепло. Талисман света… Она называется Талисман света.
Но Лагур по-прежнему не знал, откуда она у него. С ней было связано что-то очень важное. Не менее важное, чем странные глаза женщины, смотревшие на него из темноты его затуманенного сознания.
Это был его первый привал после побега, первый самостоятельный ночлег в лесу. Нет, он не расстался со своими спутниками. Телл и Ригас по-прежнему были с ним, только роли теперь переменились. Ригас, связанный, сидел под деревом. Лагур наложил ему жгут. Хотя поможет это ненадолго — рана была глубокая. Телла он хотел отпустить, но тот отказался возвращаться в поселок без Ригаса. И тащился вслед за ними. Возможно, лучше всего было бы отпустить их обоих, но, прежде чем это сделать, Лагур хотел кое-что выяснить, а Ригас упорно отказывался говорить. И только сейчас Лагур сообразил, как надо вести этот непростой разговор.
— Дай-ка мне твой сок Кафы, Ригас.
Эта, казалось бы, ерундовая просьба вызвала у Ригаса весьма бурную реакцию. Он вцепился в небольшой бурдюк, висевший у него на поясе, здоровой рукой и инстинктивно постарался как можно дальше отодвинуться от Лагура.
— Чего ты так боишься? Я ведь не собираюсь отбирать у тебя твой сок, только посмотрю, так ли он хорош, как мой.
— Кафа священна! Это мой сок! Его не смеет касаться никто!
— Ничего. Я посмею.
Несмотря на отчаянное сопротивление Ригаса, он отобрал у него бурдючок, развязал горловину, вылил на ладонь несколько капель зеленоватой жидкости, понюхал ее, а потом лизнул.
— Так я и думал. Обыкновенная подкрашенная вода. Хочешь попробовать, Телл? Хочешь знать, почему у вас у всех, кроме Ригаса, по утрам болит голова?
— Ты поплатишься за это, проклятый проходимец!
Но, несмотря на гневные протесты Ригаса, Телл заинтересовался происходящим. Он взял бурдюк Ригаса, отпил из него несколько долгих глотков, медленно смакуя жидкость. Потом опустил бурдюк и долго, пристально смотрел на Ригаса.
— Я возьму его бурдюк, а он пусть теперь пьет из моего. Так будет правильно?
— Так будет очень правильно!
Лагур еще утром у первого чистого ручья заменил содержимое своего бурдюка и сейчас боролся с отчаянным желанием схватить бурдюк Телла и выпить его до последней капли. Вместо этого он плотно приставил отверстие бурдюка к губам Ригаса и сжал мягкую емкость свободной рукой.
Струя остро пахнущей жидкости потекла по подбородку Ригаса. Тот так сильно сжал челюсти, стараясь не пропустить жидкость из бурдюка в свой желудок, что побелели скулы.
— Если ты не ответишь на мои вопросы, я все-таки заставлю тебя напиться этой гадости, — пообещал Лагур, достав свой нож и приставив холодное острое лезвие к губам Ригаса.