— Это не важно, Белинда. Я им нужна. А всё остальное — только слова.
— Анабель, это они тебе нужны. А ты не нужна им.
— Как ты можешь так говорить? Что с тобой, Белинда? Может быть, ты просто мне завидуешь? В моей жизни появился смысл — великий смысл. А что есть у тебя, кроме костра инквизиции в прошлом и любви к тому, кто дал тебе лишь пустоту и одиночество?
— Ты права, Анабель, у меня есть только пустота. Пустота и тени. Только пустота вечна и бесконечна. Но я не лгу себе. Я встречаю вечность лицом к лицу, не цепляясь за то, что рассыплется в прах. И в этой пустоте я знаю себя и знаю своё имя. А ты кто в этом мире, Анабель? Целительница? Ворожея? Блаженная, живущая в заброшенном доме, к которой идут, но над которой смеются и которую боятся?
— Это неправда, Белинда. Они меня любят, они благодарны. И мне не нужна твоя пустота. Я нашла себя, нашла свой мир, хотя ты и не хочешь это признать.
9
Насилие
Приближался август — удушливый и пышный. Анабель пребывала в блаженном покое. Жизнь уже не представлялась ей дорогой, по которой нужно без устали мчаться куда-то за упавшей призрачной звездой. Жизнь была тиха и неподвижна, как душистый луг, не тревожимый ветром, как озёрная гладь.
И Анабель наслаждалась каждой минутой, точно ягодой спелой лесной земляники.
Поросёнок становился ей всё родней. Анабель, бестелесный и бесполый эльф постепенно стала питать к нему жадную нежность матери. Она до смешного ревновала его к Марте и поэтому стала её избегать.
Да и сам Поросёнок стремился проводить с Анабель всё время и капризничал, когда им приходилось расставаться.
— Анабель, — сказал он однажды, глядя на неё блестящими вишнями тёмных глаз, — я не хочу жить здесь.
Анабель удивилась:
— А где же ты хочешь жить, дурачок?
— Не называй меня так, — тут же надулся он. — Я не дурачок. И я хочу жить там… ну, в твоей сказке. Хочу увидеть Белинду, и Мартина и…
— Поросёнок, ну что ты! — Анабель зажала ему рот рукой, — Не надо так говорить! Ты живёшь в прекрасном мире, в самом лучшем! А тот мир… — она запнулась.
Поросёнок вырвался и отвернулся.
— Там интересно, — упрямо сказал он, глядя в землю. — А тут — скучно. И все тут скучные. Кроме тебя. И я не хочу быть как папа. Хочу уметь летать, как Люций и учиться магии, как Мартин.
— А мама? — осторожно спросила Анабель.
— Мама? — он нахмурился и сморщил нос. — Мама, она тоже скучная. И всё время на меня кричит. Вот. И она не любит твои сказки. Говорит, что они плохие, и что ты — странная.
— Но ты тоже так говорил, — напомнила Анабель.
— Да, но мне нравится, что ты странная. А маме — нет. Она не понимает.
— Да, — отозвалась эхом Анабель. — Она не понимает. — И порывисто прижала Поросёнка к себе.
В этот день всё было как всегда. Густой дурманящий зной в неподвижном воздухе. Ленты слепящего жёлтого света на стенах и новом дощатом полу. В раскрытые окна дышал разомлевший от солнца лес.
Анабель была в доме и вертелась перед зеркалом — она всё никак не могла привыкнуть к своему отражению, тем более что оно постоянно менялось. Её кожа обветрилась и покрылась неровным загаром, не скрывавшим, тем не менее, пугающую бледность. От этого она, наверное, казалась ещё более… странной.
Дверь заскрипела и грубо хлопнула. Кто-то вошёл, не удосужившись даже постучать. Анабель обернулась. Посреди комнаты стоял отец Поросёнка.
Анабель напружинилась. Но тут же себя устыдила и заставила расслабиться. Наверное, этот человек пришёл к ней за помощью, как и все. Почему бы нет? Конечно, он ей неприятен, страшно неприятен… но ей удавалось исцелять и не таких.
— Вам что-то нужно? — спросила она. Странно, как глупо это прозвучало. И почему он молчит?
— Нужно, — ответил он, наконец. Голос его как-то странно звучал. Невнятно, как будто во рту ему что-то мешало.
Он шагнул к ней. От него чем-то пахло. Какой отвратительный, мерзкий запах. И почему он так нетвёрдо стоит на ногах? И глаза у него заплывшие, красные. Лицо распухло и побагровело. Похоже, он действительно болен.
Он вдруг полузакрыл глаза и закачался, готовый в любую секунду рухнуть на пол.
— Осторожно! — закричала Анабель и бросилась к нему, чтобы поддержать. И тут же тяжёлые твёрдые пальцы впились, что есть силы, в её плечо.
Как железные крючья, сочащиеся потом… Какой гнусный текучий пот… Он разъедал её кожу, как кислота.
Она рванулась, — он держал крепко. Его ногти вошли в её плоть, как ножи. Она вскрикнула. Он рассмеялся — хрипло и бессмысленно. Этот запах… нет, невозможно.
— Пожалуйста, — сказала она, стиснув зубы, — Оставьте меня. Уйдите. Я не хочу причинить вам вред.
— Вред? — он затрясся от тупого гоготанья. — Ну что ж, попробуй, попробуй…
Он наклонился. Его тёмное разбухшее лицо нависло над ней. От смрада, идущего у него изо рта, Анабель затошнило. В глазах у неё поплыло.
Она снова дёрнулась всем телом и импульсивно вцепилась рукой в его шею.
Утробный звериный рёв раскатился по дому. Он отшатнулся и закачался, завывая от нестерпимой боли. На его мясистой бычьей шее дымился багровый до черноты отпечаток.
Ожог. Ожог в виде чёткого следа её руки.
Он замычал и выбежал вон.
— Белинда, это было так ужасно! Ты и представить себе не можешь!
— Отлично могу, уверяю тебя. Мне и не такое доводилось испытать. Теперь ты знаешь, чего можно ждать от мужчин.
— Но не все же мужчины такие, Белинда!
— Конечно не все, но такие встречаются. Особенно в таких медвежьих углах, как тот, где тебя угораздило застрять. Итак, теперь ты понимаешь, почему так часто девушки предпочитают нашего изысканного Люция?
— Белинда, как ты можешь шутить?
— Я не шучу, Анабель. На самом деле, всё это очень серьёзно. И даже опасно.
— Опасно? Что именно?
— Анабель, ты впервые показала свою силу. Свою настоящую силу. Показала, что можешь не только исцелять, но и вредить.
— Но, Белинда, я же защищалась!
— А вот это, Анабель, уже не имеет значения. Вот если бы ты огрела его кочергой…
— Белинда, опять ты смеёшься!
— Нет-нет, я серьёзна, как никогда. Глупышка, и зачем ты повела себя так неразумно? Ты же могла своей силой убить его, развеять прах, и никто бы никогда ни о чём не узнал.
— Что ты говоришь?! Убить? Белинда, как ты можешь?! Я ведь даже не хотела… не хотела сделать ему больно. Я просто было так зла и испугана…
— Анабель, дорогая, будь осторожна. Люди очень опасны, когда боятся. А они теперь будут бояться. Вот увидишь.
— Это всё чепуха. Я не верю. Я сделала им столько добра… Это не может всё зачеркнуть. Не может!
— Анабель, ты совсем не знаешь людей. Полагаю, что очень скоро ты убедишься в моей правоте.
10
Злая ведьма
Она убедилась на следующий же день.
— У папы на шее ожог, — сообщил Поросёнок без малейшего сочувствия. Они сидели вдвоём на траве в мареве из солнечного света и гудения кузнечиков. — Просто ужасный ожог, он всю ночь орал, не давал мне спать. Он говорит, что это ты. — Тут Поросёнок вдруг замолчал, — всё его внимание переключилось на пчелу, севшую ему на руку.
— Ой, Анабель, пчела! Я боюсь!
Анабель машинально щёлкнула пальцами, и пчела исчезла.
— И что… твой папа? — напряжённо напомнила она. (Как странно, он ведь даже не спросил, правда ли… что это я).