И вот однажды, когда Ева и Чел лежали так, высунув красные языки, раздался стук в ворота, и Ева первая услыхала родной голосок:
— Где ты, Обезьяна?! Мы пришли к тебе в гости! Ева-а!
Никогда не забуду миг нашей встречи. Первое, что увидели мы, как только вошли во двор — это несущийся на нас серый ураган. Ева бросилась на меня и чуть не опрокинула. Горячий язык уже облизывал мое лицо и шею, и слезы, что выступили у меня на глазах. Волчица показалась мне большой, почти огромной — почему-то мысленно, все эти недели я представляла ее гораздо более маленькой и хрупкой.
Ева словно сошла с ума от счастья. Она не знала, к кому ей броситься, кого облизать и обласкать, и металась между двумя родными существами в радостной, суматошной растерянности.
Она снова вместе! Ее стая снова с ней! И они никогда, никогда больше не расстанутся!
Руслан визжал от радости и обнимал Еву. Волчица возвышалась над мальчиком словно скала. Она будто бы хотела прикрыть его своим телом, и, не переставая, все облизывала и облизывала его лицо, его шею, его руки, шалея от родного, молочного запаха этого маленького детеныша…
— Моя Обезьяна, моя молчица! Как я без тебя скучал! А ты, а ты скучала?
Руслан обхватил шею волчицы обеими руками и прижался к ней. Руслан очень любил, как пахла Ева и теперь с радостью вдыхал запах ее густой чистой шерсти.
— Аника, смотри, какая она стала пушистая! Какой у нее хвост и какие штанишки! Аника, ведь мы заберем ее с собой, правда?!
Наташа, Володя и Чел, невольно притихнув и смутившись, стояли молча. И теперь они словно бы очнулись от наваждения.
— Ну пойдемте в дом, Эля, Руслан! — Наташа взяла из моих рук сумку.
— Аника, мы с Евой здесь побудем! — крикнул Руслан. Он тоже, как и волчица, совершенно был захвачен встречей и ничего, кроме того, как гладить и обнимать Еву, не хотел.
Взрослые зашли в дом. Чел приблизился было робко к волчице и мальчику, но стоило ему, виляя хвостом, ткнуться носом в шубку Руслана, как Ева молча, неслышно оскалила зубы. В ее взгляде что-то блеснуло, неведомое Челу и пугающее. Руслан даже не заметил этого. Волк и собака говорили безмолвно. И Чел, смущенный еще больше, послушно отошел и поспешил вслед за хозяевами.
Поднявшись в холл на второй этаж, я выглянула из окна. Ева лежала перед Русланом на спине, блаженно вытянув лапы, а он гладил ее пушистый живот, бока и голову. Волчица счастливо повизгивала и требовательно тыкала Руслана носом, когда он переставап ее гладить. Мне тоже захотелось выйти к ним, ведь мы с Евой еще не успели толком пообщаться. Но я чувствовала, что Наташе и Володе не терпится начать разговор. И по тому, как задумчивы и напряжены были их лица, я поняла, что этот разговор для нас всех не будет приятным.
— Ну, говорите, как у вас дела, что Ева? — мне было мучительно ждать, когда же они начнут сами.
— Эля, нужно поговорить серьезно. — Володя тяжело вздохнул.
— Что-нибудь случилось? — испугалась я.
— Пока еще не случилось, но Эля, уже вся деревня откуда-то узнала, что у нас живет волк! — Наташа говорила с отчаянием.
— Она воет. Она загрызла соседскую курицу. И мы очень беспокоимся за Дашу. Все же мы для Евы так и остались чужими. Не принимает она нас. Только вот с Челом подружилась. Если бы не он, мы думаем, было бы еще хуже.
— Да, ребята, я все понимаю…
— Эля, самый лучший вариант для тебя и для нее — это зоопарк. Вы будете каждый день общаться, по сути будете вместе! — сказал Володя.
— Нет, только не зоопарк! — вырвалось у меня.
— Но почему?! Она ведь родилась в зоопарке!
— Нет, это невозможно, Ева не будет там жить! — я чувствовала, что еще немного, и я заплачу.
Я представила свою Еву в этой крошечной, грязной и вонючей клетке. Я увидела мысленно, как она неподвижно лежит, уткнувшись носом в сетку, а мимо проходит толпа, смеется и улюлюкает. Мамаши, показывая на нее пальцем, пугают своих маленьких детей и обещают, что если те не будут слушаться, этот ужасный страшный волк съест их. И там, в клетке, Ева уже не такая красивая, чистая, сильная и веселая. Она, как и ее несчастные родители, такая же облезлая, словно обветшавшая и безразличная ко всему… Нет, Ева никогда не простит мне этого, никогда не поймет, за что я ее так наказала.
— Мы что-нибудь придумаем. Я заберу ее через несколько дней. Обязательно!
— Эля, мы тебя не торопим. Пусть живет. Просто мы хотели сказать… То, что Ева у нас в деревне — это не решение проблемы. Я не знаю тогда, как можно решить эту проблему, если не зоопарк. Может быть, лучше отвезти ее далеко в лес?
— Я не знаю… — я и в самом деле не знала, что же делать. Я расплачивалась за свой минутный порыв тогда, в зоопарке, когда вырвала из рук Марата крохотное беззащитное тельце. Я знала, что из всех людей на свете моей волчице нужны только мы с Русланом. Никто и ничто, весь человеческий мир — не нужен ей, страшен ей, враждебен ей. Сможет ли Ева вернуться к дикой жизни? Этого я тоже не знала. Во всяком случае, начало зимы — не самое подходящее время для подобного эксперимента.
И мы все надолго замолчали. На столе остывал кофе. Никто к нему и не притрагивался.
Внизу послышался шум, и Чел, цокая когтями по паркету, веселыми прыжками стал подниматься к нам. Он вбежал в комнату, взмыленный и довольный. Из его большой жаркой пасти, в которой виднелся ряд великолепных зубов, язык свешивался чуть ли не пола.