Ей часто снилось, что она станет птицей,
Взлетит и будет в синем небе кружиться.
И все, что было, больше не повторится,
Ей часто снилось, что она станет птицей.
Ева.
В какой-то книге, когда-то давно писалось: “Самое страшное для человека - это объятия любимых, ведь только такие объятия могу превратиться в смертельный захват”. Мне кажется, что сейчас объятия Алексея стали для меня смертельным захватом. Этот маленький эгоист страдающий дефицитом внимания, показал свое настоящие лицо.
Я знала, что он не любит меня, знала, что это иллюзия. Но, позволила себе поверить и дойти этому безумию до такого. Одержимость Алексея вышла за все рамки. В один из мартовских дней в нашем или в его доме появились две женщины, которые четко дали мне понять, что я здесь нахожусь на птичьих правах и любое мое действие может быть осуществлено только с разрешения хозяина этих цепных - Алекса. Чем это было вызвано?
Не думаю, что только отказом в постели, тем более, что Алексей все равно вынудил меня спать с ним. Я переступила через себя и позволила ему это. Как же унизительно каждый вечер под его неусыпным контролем глотать противозачаточные. Словно, я мечтаю забеременеть от него снова. Он сумасшедший? Да никогда в жизни! Я больше не хочу детей от этого мужчины! Но, если не секс то, что же заставляет его совершать все эти поступки?
Наверное, все дело в том, что я слишком люблю своего сына. Увидев эту любовь, Алексей начал соперничать с собственным ребенком. Стал ему завидовать. И как итог - я лишилась права голоса во всем. Меня не подпускают к Артему, мне не разрешают выходить из дома без сопровождения, я не могу посещать никаких мест, если они не одобрены Алексеем. Я ни на что не имею права. И все яснее понимаю, что превращаюсь в рабыню уже не юноши, а мужчины - Алексея.
Сегодня, к примеру, после принудительного похода по магазинам, Вернувшись домой я не застала ни Лидии, ни сына в квартире. Спросила у экономки, где они. Ответ меня неприятно поразил. Няня отправилась с ребенком на плановый осмотр в детскую поликлинику. Меня никто об этом осмотре в известность не поставил. Позвонила Алексею.
-Да, милая - ровный голос лучше всего говорил о том, что я попросту трачу деньги не телефоне.
-Почему мне никто не сказал, что ребенка поведут к врачу?
-Потому, что ты будешь сегодня очень занята. Вечером банкет у мэра, на котором ты обязана блистать и судя по звукам, ты сейчас не в парикмахерской, а дома. Почему?
-Пока - вместо ответа я сбросила звонок.
Как же я от этого устала! Я так больше не могу! Я хочу развода! И сегодня я его потребую…
…На вечеринку я не пошла, предварительно отключив телефон и не отвечая на звонки “мужа”. Заперлась в спальне. Экономка рвалась ко мне, подозреваю, если бы ей удалось вышибить дверь то это тетка за волосы бы притащила меня к своему хозяину. Но, дверь добротная и она выдержала натиск.
Алексей пришел ближе к полуночи. Вот у кого вышло сорвать дверь с петель. Он ворвался в спальню. Я подскочила с кровати и с опаской взглянула за разъяренного муженька. На его лице эмоции сменялись калейдоскопом - ярость, злость, волнение, интерес и под конец бешеное желание. Конечно, как я могла забыть, что на мне только комбинация, ничего особо не скрывающая. М ай в этом году выдался жаркий и душный потому я стала одеваться дома более откровенно.
-Что ты сегодня устроила?! - и снова злость.
-Ничего - пожала я плеча, отчего бретелька сползла с плеча.
-“Ничего”?! А по-моему, ты ослушалась меня в очередной раз! Сколько можно?! Сколько мне еще это терпеть?! - подскочил ко мне Алексей и навис давя массой.
-Тебе терпеть?! Да это я терплю! Я не твоя собственность! Я не рабыня! И знаешь, что? Я хочу развод! Тебе ни я, ни Артем не нужен! Найди себе новую игрушка, а мы уходим из этого дома немедленно! - я попыталась пройти мимо него.
-Ах, вот оно что?! Так вот чего ты добиваешься? Не дождешься, дорогая.
-О чем ты? - не поняла я.
-Ты ведь только ребенка хотела! Я тебе не нужен. Вся любовь ему одному. Так знай, я тоже люблю сына и ты его не получишь! Хочешь уйти - выметайся! А сын - мой и останется со мной!
-Ты не посмеешь… - прошептала я, понимая, что все он посмеет.
-Неужели ты думаешь, что я доверю тебе сына? У тебя ничего нет! Ни один суд никогда не позволит мальчику остаться с тобой. Поэтому выбирай: остаешься здесь, со мной или проваливаешь и больше не приближаешься к этому дому и к моему ребенку!
Он говорил это на полном серьезе. При этом смотрел на меня с такой злобой и затаенной насмешкой, что я поняла. Ребенок - это способ. Способ держать меня на коротком повадке. Если я хочу быть с сыном - я останусь и буду терпеть все, что взбредет в голову Алексею, а если уйду - сына больше никогда не увижу. Он прав, ни один суд не отдаст мне ребенка и не потому, что я не состоялась, как мать, а потому, что на стороне Алексея самые верные союзники - деньги и власть. Я же одинока, как в поле воин.
И что мне делать?
Алексей.
Что ей не хватает? Чего она добивается?! Ее не устраивает сытая и комфортная жизнь? Любящий муж? Дом и достаток?! Я не понимаю! Я дал ей все о чем может только мечтать женщина. Но, она собирается бросить меня! А, что бы лучше жилось и сына забрать! Нет, не дождется! Этот ребенок - мой! И только мне решать, с кем и как он будет. Она не получит сына. Не хочет быть счастливой?! Да, пожалуйста! Я организую ей персональный Ад.
-Решай! Остаешься или уходишь? - устав играть в гляделки с Евой, поторопил я.
-Если останусь, ты до конца моих дней будешь шантажировать меня ребенком. А что будет, если уйду? - она сделала шаг к двери.
-Ничего. Останавливать не стану. Сама приползешь! Как только поймешь, что не способна жить самостоятельно - усмехнулся я не сдвинувшись с места.
-Уверен?
-Уверен.
-Тогда, я ухожу. Встретимся в суде - и она ушла.
Она , правда, взяла и ушла. Не хлопая дверью, не крича. Спокойно ушла. Прекрасно осознавая, что этим причинит большую боль, чем своим скандалом. А я понял, что никогда не отдам ей ребенка потому, что сын навсегда останется единственной причиной, чтобы она вернулась…
…Суд, походил на цирк. Мы делили Артема, как делили Германию после Второй Мировой. На стороне Евы только судья и адвокат. Да-да, судьей оказался старинный знакомый ее деда. Но, даже он не мог ничего сделать против местных “шишек”, которые велись на мои деньги и авторитет покойного отца. Ева боролась за сына, а я боролся за Еву с помощью сына. Замкнутый круг. Который разорвался в конце июля, когда я выиграл процесс добившись полной опеки и запрета на свидания с Артемом.
Ева не плакала, она не просила, даже глаз не опустила, когда они встретились с моими. Мы смотрели друг на друга, мимо проходили участники суда, а мы стояли и смотрели друг на друга. Такая близкая женщина и такая далекая - чужая женщина. Она не унижалась, она не кривилась, только пустой взгляд и равнодушно брошенные слова:
-Я подарила тебе его. Можешь, праздновать победу.
О какой победе она говорит? О чем мы вообще говорим? Я только, что потерял ее. Мне не нужен этот ребенок, если он не нужен ей. Разве она не понимает? Или отлично понимает? И сейчас просто ждет, что я отдам ей Артема? Если так, то Ева крупно ошибается, это пока, всего несколько месяцев прошло, а она уже с ума сходит из-за неведения о сыне. Что же ты будешь делать, когда пройдет ни один и даже не два года? ты не выдержишь, ты придешь. И на все согласишься. Абсолютно на все.
-Не обманывайся, долго ты не продержишься - усмешка, как ядовитая змея, наползла на мои губы.
Развернувшись я ушел, оставив последнее слово за собой. Я проиграл битву, но выиграю войну. Это моя женщина и подчиняться она тоже будет мне, что бы там не было.
Ева.
Мне не удалось! Эта мысль набатом била в голове, пока я на негнущихся ногах покидала здание суда. Тимур встретил меня у входа и тут же обхватил за плечи, помогая добраться до машины. Тимур Рахманов - бывший начальник охраны Алексея, ныне мой единственный союзник. Как так вышло? Почему этот мужчина сейчас рядом? Все просто. Он - хороший человек. А еще он такой же серьезный друг, как и враг. Если бы не его помощь, думаю, Алексей добился бы моего возвращения гораздо раньше и намного спокойней. Я бы не смогла бороться с ним. Но, Тимур дал мне не только силы сражаться за свою свободу и свободу сына, он помог мне осознать, что никто не вправе распоряжаться чужой судьбой. Никому не позволено решать, что можно, а что нельзя.