Но это были просто мечты. Думы о собственной незавидной участи сироты и бесприданницы, не однажды повергали Басю в уныние. Она знала, что в лучшем случае, дядька выдаст ее замуж за мелкопоместного шляхтича, бедного и не образованного, про которых говорили «без штанов, но зато с гонаром и годнастью», которым являлся сам, она станет рожать мужу в год по ребенку, по воскресеньям посещать костел, печь пироги и сплетничать с соседскими кумушками, лишь изредка выбираясь за пределы губернии, а может, и вовсе, не покидая ее.
До Мостовлян от хутора Бжезинских было чуть более двух верст. Это, не слишком значительное расстояние, если ехать верхом или в коляске, самым неприятным образом сказалось на бедной Марыси. Она шлепала босыми ногами по песчаной дороге, охая и кряхтя, неся в руках стоптанные поршни. Грузное тело ее смешно переваливалось, по взмокшему, пыльному лицу катились капли пота, оставляя после себя грязные разводы. Она уже раз сто раскаялась в том, что согласилась идти пешком с паненкой. Ту и усталость не брала, и ноги не болели, летела впереди, как коза, успевала вдоль дороги то за птицей погнаться, то в траве что-то выглядывала. А то и вовсе, отбежится далеко, станет у обочины, и страницы в книжке листает. Они в книжной лавке проторчали в два раза дольше, чем у портного Боруха, с плохо скрытым раздражением думала Марыська.
- Панна Бася, чакайте. Дайце прерадыхнуць, - окликнула она паненку.
Бася остановилась. Ей хотелось быстрее вернуться домой и сесть за чтение. Но, как назло, Марыська, шла все медленнее и медленнее. Будь она конем, Бася врезала бы ей как следует хворостиной по бокам, чтоб та пошевеливалась. Ей тоже жарко, и ноги ноют от долгой ходьбы, но она же не ноет!
Дорога ровной линией пролегла меж холмов. С одной стороны ее рос негустой олешник, с другой, до самого горизонта, до коле хватало глаз, раскинулись поля. Черные квадраты и прямоугольники – это недавно посаженый картофель, зеленые – озимые пшеница и рожь, желтые – рапс под паром. Бася любила, когда в мае цветет рапс. Более красивого зрелища, когда потоки ветра пробегают по миллиардам малюсеньких цветков, заставляя из раскачиваться из стороны в сторону, превращая спокойную массу в волнующееся желтой море, она не видела.
Там, за двумя холмами, был хутор Бжезинских. Дорога сворачивала чуть в бок и стелилась дальше еще версты две до каменной ограды большого графского фольварка. Солнце невыносимо пекло. Бася давно уже была б дома, если бы не пришлось часто останавливаться и ждать, когда ее догонит служанка. От зноя, непривычного в эту пору года, не спасала даже легкая рубаха и юбка, которые она надела утром. Благо, что не забыла у портного соломенную шляпу, поля которой отбрасывали спасительную тень на лицо и плечи. «Если эта толстая корова не поторопится, я расплавлюсь и растекусь по земле, как масло», - думала она, нетерпеливо топая ножкой, видя, как Марыся присела на камень, чтобы перевести дух. Пухлые щеки служанки раскраснелось, платок на голове сбился на бок, она дышала тяжело, вытирая без конца пот, заливающий глаза, подолом юбки.
-Мы так до вечера домой не доберемся, - окликнула ее Бася.
- Я вам казала - на вазку трэба ехаць. А вы уперлися: не, пойдем пяшком, тут не далека. Вы, панна, маёй смерци захацели. Деж я, такая ладная, - она очертила в воздухе контуры своей массивной фигуры,- такая вялика з вами сыдуся. От як вернемся позна, ды як убачаць вас пан з пани, у яким вы выглядзе у мястэчка пайшли, ото ж яны вам дадуць. Аж дым курэць буде. Гэтаж нада, як халопка вырадилася, ды яшчэ и пяшком. Дива, што мужыки маладыя на вас заглядалися. Не гожа так рабиць, панна Бася, рауняць сябе з быдлам, хоць бы и у вопратцы. Што люди пра вас падумаюць?! Што пан Матэуш мужычку выпесциу.!?
- Вот что, милочка, оставайся-ка ты тут, а я пойду дальше, - вспылила Бася, которой надоело всю дорогу выслушивать недовольный ропот прислуги по поводу свой одежды и манер. Тоже мне, яйца курицу учат, подумала она.
Оставив Марысю на камне, она быстрым шагом направилась в сторону хутора. Не успев отойти и пятидесяти шагов, она услышала за спиной топот. Обернувшись, вдалеке разглядела двух всадников, мчащихся во весь опор со стороны Мостовлян. Басю и раньше + несколько раз обгоняли брички и верховые, поднимая в неподвижный воздух столбы песка и дорожной пыли, которая немилосердно лезла в нос и медленно оседала на лице и одежде. Поэтому она заблаговременно предпочла отойти в сторону, чтобы пропустить лошадей, скачущих так, точно за ними гнался сам дьявол. Всадники приблизились, они миновали сидевшую у обочины Марыську, и возможно, поскакали бы и дальше, если бы один из них не обернулся, вперив глаза в тонкую девичью фигуру, замершую у края дороги.
- Стой!
Он натянул поводья с такой силой, что конь поднялся на дыбы. Бася, перепуганная выросшей перед ней громадой лошадиного туловища, шарахнулась в сторону, негромко вскрикнув. Тот, другой, что успел проскакать вперед, развернул коня, и уже мерным шагом возвращался к своему товарищу.
Мужчина осадил лошадь, и подъехал к Басе, которая держалась рукой за сердце. Другой рукой она прижала к себе книгу.
-Ну ка, что у нас тут, - всадник склонился с коня, чтобы лучше рассмотреть девушку. Дорогая ткань коричневого костюма сидела, как влитая, на стройной фигуре. На запылившихся сапогах блестели на солнце позолоченные шпоры. Шляпы не было, потому властное, холеное лицо с нежной, как у девицы кожей, разгорячилось от ветра и жары. Светлые волосы трепал ветерок. Он щурил глаза, защищая их от чрезмерно яркого света, от чего из уголков век к вискам пролегли тонкие лучики-морщинки. На вид ему можно было дать двадцать шесть – двадцать семь лет. Давно не мальчик, но еще и не взрослый мужчина.
– Кшисек, ты посмотри какую птичку мы встретили в этой забытой богом глуши.
Кшисек, другой всадник, поставил коня боком, так, чтобы загородить Басе дорогу, лишая ее любой возможности к бегству.
Она с отчаяньем посмотрела туда, где сидела ее служанка, надеясь, что она кинется на помощь. Но Марыська даже с места не сдвинулась, сидела сиднем, вытаращив глупые глаза, и открыв рот. «А, чтоб тебя»,- с отчаяньем подумала Бася. Она сделала глубокий вдох и шагнула в сторону, пробуя обойти коня, на котором сидел «Кшисек». Но стоило сдвинуться с места, как молодой панич легким движением руки тронул повод, лошадь послушно сделала пару шагов, опять преграждая Басе дорогу. Широкая ухмылка расплылась на привлекательном лице мужчины, карие глаза хитро прищурились, словно говоря «нет, нет, милая, ты от нас так легко не отделаешься».