Пани Эльжбета отошла в сторону, пропуская Басю в дом.
- Приведи себя в порядок, пока пан Матэуш не увидал, - проговорила она ледяным тоном. – О твоем поведении я с ним поговорю позднее.
Бася, быстро, как мышка, юркнула мимо тетки и поднялась к себе в покой. Раздвинув шторки, она смотрела на дорогу, ожидая, когда из-за ее поворота покажется тучная фигура Марыси. Разглядев ее издали, она высунулась из окна и подала той знак, мол, живо иди ко мне.
Марыся поколебалась, но все же подошла, зная упрямый характер паненки, которая не оставила бы ее в покое, пока не сказала бы того, за чем звала.
- Слава Богу, панна Бася, што з вами усё добра, - перекрестилась она. – А я ужо так перажывала, так баялася, каб вам чаго паничы не зрабили.
- Слава Богу,-елейным голоском передразнила ее Бася, а потом свирепо, понизив голос до шепота, заговорила. – Послушай меня, глупая корова, знаешь ли ты, кто ты есть?! Ты – предательница! Самая страшная грешница на земле, потому что ты оставила свою госпожу в беде, ты даже пальчиком не пошевелила, чтобы мне помочь. За это гореть тебе в аду после смерти в вечном адском пламени, внутри седьмого круга, самого страшного, самого мучительного. Потому что туда попадают только такие подлые души, как твоя. Ты есть дочь Иуды и сестра Брута, предавших своих благодетелей за тридцать серебряников, воткнувших нож в спину своих хозяев. Потому, как только ты умрешь, черти оттащат твою жалкую душонку прямиком в седьмой круг, где она будет корчится от боли и раскаяния веки вечные, до самого Страшного суда. Ибо нет прегрешения хуже в глазах Господа, чем предательство ближнего своего.
У Марыськи, женщины темной и суеверной, при этом свято верующей в высшие силы и римскую католическую церковь, затряслись губы от страха. Она твёрдо знала, что бог есть на небесах, а под землей существует ад, куда и попадают все грешники. От слов Баси у нее волосы зашевелились на голове. Как же было не поверить паненке, коль она столько лет ела монастырский хлеб. Знать ведала она, о чем говорила. Прижав грязный платок к пухлому лицу, Марыся тихо заскулила.
Видя, какое впечатление она произвела на дурную бабу, Бася сменила угрожающий тон, на более милостивый.
- Но, если ты, грешница, раскаиваешься передо мной, своей невинной жертвой, - произнесла она мягким голосом, копируя манеру ксендза Брылевского, когда тот на исповеди отпускал прихожанкам грехи, - Коль ты готова молить господа о прощении, и поклянёшься до конца своих дней хранить тайну о том, что сегодня произошло на дороге, и никому ни когда не скажешь ни единого слова о своей подлости, тогда я, твоя невинная жертва, прощу тебя. Раскаявшимся, Господь дарует свою милость и блаженство в райских кущах. Аминь.
- Каюсь, панночка, каюсь. Николи , ни кому ни-ни! –взмолилась Марыся, осенив себя крестом.
- Хорошо, - сказала Бася, и спустила ни ниточке через окно гипсовое распятие, что висело у нее на стене. – Целуй, раба божья.
Марыся трепетно прижалась дрожащими губами к кресту, и Бася втянула его назад.
- А теперь можешь идти. Тебя пани Эльжбета давно ждет. И помни – никому, никогда.
Когда Марыська скрылась с глаз, Бася удовлетворенно потерла руки, и повесила распятие на место, мысленно попросив у бога прощения за только что разыгранный спектакль. Как хорошо, что в последнюю минуту к ней пришла идея припугнуть доверчивую служанку адскими муками, да еще приплести сюда «Божественную комедию». «Ну и страху я на нее нагнала»,- хмыкнула она, вспомнив выражение лица Марыськи. Можно больше не переживать, что эта дуреха проговорится. Спасение души ее больше волновало, чем палка, которой ее мог отходить хозяин, узнав, что она бросила свою паненку на произвол судьбы.
Тем же вечером, сидя в гостиной после легкого ужина – увы, как ни старалась Бася и вернувшаяся вскоре после нее Марыська, приготовить что-нибудь путное, у них ничего так и не получилось – пан Матэуш находился в приподнятом настроении, несмотря на трудный день и изматывающую жару. Даже жалобы жены на племянницу, которая, де, вернулась поздно, непонятно как одетая, перепачканная, да и служанку еще из дома свела, не могли испортить его веселый настрой. Он громко рассказывал пани Эльжбете смешные байки, которые она слушала молча, занятая штопкой носков, пристроившись на стуле у стояка. Лишь изредка она кивала головой, и улыбалась, давая понять, что понимает суть анекдотов, хотя делала это больше из вежливости, чем интереса. Она чувствовала себя уязвленной из-за поведения мужа, который отнесся с не достаточным вниманием к ее разъяснениям по поводу Баси. Ее возмутило, что он всего лишь потянул девченку за ухо, сказав, что сам послал ее в Мостовляны. А ежели она, пани Эльжбета, что имеет против одежды и манер девица, то пусть тогда сама с ней и ходит в местечко, а не посылает прислугу в компаньонках. В конце концов, девка на выданье, ее нужно выводить в люди, а не в запечке держать.
Пан Матэуш сам рассказывал байки, сам же над ними и смеялся, абсолютно не замечая, что остальные члены семьи сидят притихшие и молчаливые. Пани молча штопала; Бася, сидевшая у окна, смотрела в темноту, мысли ее бродили где-то далеко, лоб хмурился, на лице залегли тени; Марыся сортировала свежевыстиранное белье, раскладывая его в аккуратные стопки. Полное ее лицо было усталое и отрешенное; пережитое за день безмерно ее напугало и внесло в душу сумятицу. Она так и не решила, рассказать ли все хозяйке, как на духу, или прислушаться к словам паненки, застращавшей ее вечными адскими муками на том свете за грех предательства.
Басю клонило ко сну, она собирала встать и, пожелав всем доброй ночи, отправить к себе на верх почивать, если бы в ходе беседы, что вели меж собой дядька и тетка, не прозвучало имя Яновских, произнесенное паном Матэушем с нескрываемым ехидством. Оно произвело на ее сонный разум магическое действие, заставив стряхнуть дрему и настороженно прислушаться к диалогу.
- Что далее произошло? – поинтересовалась тетка, тихонько зевая.
Бася обратилась в слух.
- А то, что он рассорился в пух и прах с паном графом. Слышала б ты, какими словами они друг друга называли, - хохотнул пан Матэуш, покручивая ус. Ему явно доставляло удовольствие, что в семье Яновских все как у простых смертных. - Выскочил злой, как черт, меня на пороге чуть не сшиб с ног. Не ведаю, что дальше было б, когда б к нему пан Матиевски не приехал. Пошептались, да ускакали восвояси.
- Может пану графу не стоило так наседать на сына с женитьбой. Он еще очень молод. Может и другую себе подыскать, которая по душе будет, – предположила пани Эльжбета.
- Может да не может. У старого Яновского какие-то дела с батькой невесты, он уж давно пообещал, что быть заречинам. Ждали только когда невеста подрастет. А тут такой конфуз! Жених уперся как бык! – пан Матэуш захохотал так громко, что Марыська выронила на пол простыню. Она испуганно глянула на Басю, которая прищурив глаза, тихонько показала ей кулак: молчи мол, а то я тебе.
- Брак по любви - un mauvais ton, - важно заявила пани Эльжбета, подслушанную у одной знакомой пани фразу с таким видом, будто всю жизнь провела в варшавских салонах.
- Не знаю, что там дурной тон, а что нет, но своей Баське я б такого не желал, - кинув глазом в сторону замершей девушки, дядька заговорщицки ей подмигкул. – Иш, коза, как глаза вытаращила. Спать иди.
Бася нехотя поднялась, поцеловав на прощание дядьку и тетку в щеки, и пошла из комнаты, оставив дверь приоткрытой. Она потопала ногами у лестницы на второй этаж, а потом на цыпочках вернулась, приложив ухо к щели. Подслушивать – стыдно и неприлично, знала она, но не могла себя пересилить и уйти спать, не дослушав развязки истории. Ее просто таки распирало от любопытства.