Выбрать главу

 Настоящим испытанием  для монахинь стали  расквартированные в городе русские офицеры Виленского  кавалерийского  полка, свободно гуляющие по улицам,  сидящие на скамейках в парке, или гарцующие на  лошадях. От их настырного внимания невозможно было укрыться. Стоило только выйти за ворота монастыря, и они были тут как тут. Мужчины в расцвете лет, несущие службу на чужбине, большинство из которых были холосты, воспринимались монахинями чуть ли не дьяволами во плоти. От них можно было ожидать любого подвоха. По воскресеньям, когда благочестивые горожане спешили  к службе в собор святой Анны и стоящий позади нее костел  святых Франциска и Бернарда, офицеры парами, а то и поодиночке прогуливались по соборной площади. Их благородия делали вид, что изучают  особенности  архитектуры, на самом же деле, они  пялились на прихожанок, замужних и на выданье-любых, чья красота и стать привлекали  внимание  скучающих волокит. Особым   шиком  считалось добиться внимания какой-нибудь  пани, на что даже заключались пари. Способы «понравится» избирались разные, начиная с невинных улыбок и обмена взглядами вплоть до протянутой руки, когда объект  пари выходил из коляски, цветов с  визиткой и назначения рандеву. Тут,  кто  во что был горазд.

Жалобы в городскую ратушу и полковому командиру  на недостойное поведение русских офицеров сыпались как из рога изобилия. Недовольной стороной   по понятным причинам выступали мужья, отцы и женихи, зато  пани и паненки, хоть и делала оскорблённый вид,  мысленно трепетали от внимания, проявленного  их personne[5] .

Особо пристальному вниманию офицеров подвергались воспитанницы католического пансиона. Девиц буквально «расстреливали» взглядами, потому монахиням, сопровождавшим их на прогулки и на мессы, строго было приказано следить, чтобы ни одна овца, ни дай бог, не отбилась от стада, не испытала греховного  желания поддаться искушению завязать интрижку.

Коляска быстро катила  по Замковой улице в сторону городских ворот. Это была древнейшая и красивейшая улица Вильно, соединявшая Верхний замок с ратушей. Здесь жили самые богатые и важные горожане. Цокольные этажи домов занимали  дорогие магазины, ювелирные мастерские,  рестораны. Яркие вывески приглашали посетителей приобрести меха, французские и итальянские ткани, фарфор. За  стеклами витрин размещались самые известные швейные и шляпные мастерские. Вдоль магазинов прогуливались пары, бегали разносчики газет, женщины-лоточницы предлагали купить цветы. В кадках, выставленных на тротуар, росли стриженные кусты сирени, гортензии и будлеи.

Год назад из-за такой  сирени, что сейчас буйно цвела вдоль Замковой улицы, Бася была на волоске от исключения из пансиона…

-Басенька, Il me semble, ou avez-vous obtenu vos fans?[6]-прошептала, едва двигая губами Янечка Соболевская, неизменная напарница панны Беланович на прогулках.

Бася украдкой взглянула в сторону, куда указала подбородком Янина. Он опять прохаживался  вдоль Замковой улицы, заложив руки за спину, неторопливо направляясь в сторону пансионерок, скучившихся у лотка с пирожными. На солнце сверкал эфес сабли, блестели начищенные пуговицы  кителя. Он весь  выглядел как новенький, только что купленный в магазине игрушек, солдатик. «Такой молоденький и симпатичный»,- опять пробормотала Янина, заливаясь румянцем.   Он не  первый раз  попадался на пути гуляющих воспитанниц: то на площади возле ратуши, то рядом с собором, когда они ходили на мессу, то в парке  в  воскресные дни. Бася   не замечала его,  потому что возле девочек  из пансиона часто  мелькали статные фигуры в форме русской армии, пока та же самая Янина Соболевская первая не обратила на него внимание. «Тот офицер смотрит на нас», -сказала она подруге. Но  смотрел молодой, привлекательный  русский совсем  не на Янечку, его серые глаза искали  ее, Басин, взгляд. Мужчины и раньше пытались привлечь ее внимание, не только русские, но и важные, одетые в дорогие  костюмы, шляхтичи, что ходили в собор Святой Анны по воскресеньям и по праздникам. Делали они это деликатно,  с уважением, будто случайно перехватывая ее взгляд, мило улыбались, а иногда и склоняли голову в поклоне, снимая шляпы. Но проделывались подобные пируэты очень осторожно, в тайне от цепких глаз монахинь.

Русский же даже не  пробовал завуалировать свой интерес. Его глаза смотрели всегда прямо и не подвижно, будто  бросали вызов, внося смятение в ее душу. «Посмотри на меня, как я хорош», -  говорили они,  серые, обрамленные темными ресницами, пробуждавшие в груди Баси незнакомое ей волнение.

 Он никогда не улыбался, проходил мимо их группы и исчезал.

-В каком он чине,-спросила шепотом Бася, не разбиравшаяся в званиях не только русской, но и польской армии.

--Поручик,-прошипела на ухо Яня.

На кителе тускло поблёскивал Георгий.

Яня ткнула ее локтем в бок, предупредив, что  на их пару подозрительно поглядывает  сестра Беатриса. Девочки сразу стушевались, делая вид, что разглядывают  пирожные, которые хотят купить.

Прозвучала команда построится в пары и,  взявшись за руки, воспитанницы неторопливо продолжили путь вверх по Замковой улице,  тайком от монахинь заглядывая в окна магазинов.

Через десяток шагов они сравнялись  с офицером, идущим им на встречу. Тот быстро шагнул к   девицам  и, вытащив руки в белых лайковых перчатках из-за спины, достал большую ветку белой сирени.

-Mademoiselle, -быстро произнес он по-французски, хватая  Басю за руку, - Votre beauté est aveuglante. Pardonnez-moi de molestation, mais je aimerais que vous acceptez cette humble don comme un signe de mon admiration pour votre beauté[7].

Он был настолько  близко, что она уловила   тонкий запах его одеколона.  Рука зачем-то сама потянулась  к цветам, принимая их, а щеки вспыхнули от прилившей к ним крови. Это было настолько  волнительно и необычно, что   Бася почувствовала, как сердце в груди пропустило удар, потом  заколотилось  в бешенном ритме.

-Благодарю, сударь,- произнес чей-то тихий голос по-русски, и она с изумлением осознала, что эти слова сказала сама.

На лице офицера замерла растерянная улыбка, стерев с него прежнее  услужливое  выражение, и осветив  его словно внутренним светом. Здешние женщины, с которыми ему приходилось иметь дело,  не знали русского языка или делали вид, что не понимают его,  или предпочитали говорить по -французски . Два слова на родном языке, сказанные чистым певучим голоском  маленькой польки, кольнули в самое сердце, заставив себя почувствовать подлецом. Он выиграл пари, и вечером  в офицерском клубе,  штабс-капитан Рокотов с  ним расплатится. Но ощущение легкой победы так и не пришло. Только стыд за свой поступок и раскаяние, что легкомысленно поставил под удар эту наивную чистую девочку, да странное чувство, что сейчас, в этот по-весеннему прекрасный , солнечный день, он потерял что-то важное и дорогое, что могло бы быть, но  не никогда уже не случится.

Худые, когтистые пальца протянулись к сирени и вырвали ее из Басиных рук.

-Ясновельможный пан должен удалится. Так не можно делать, - прошипел над  ее ухом  голос сестры Беатрисы. Бася  подняла глаза  и увидела  плотно сжатый от ярости рот монахини . Ей даже почудилось, будто она  слышит скрежет зубов . А потом  она  посмотрела на девочек. Они стояли, застыв на месте, как статуи, от страха.

Сестра Беатриса швырнула сирень на брусчатку тротуара и, наступив ногой, растерла  белые грозди о камни.

Офицер побледнел, словно  получил плевок в лицо. В глазах, до этого спокойных и немного грустных, источавших тепло, когда он смотрел  на девушку, полыхнула чернота. Они с  сестрой Беатрисой уставились друг на друга: один с холодной яростью, другая – с неприкрытой ненавистью. Противостояние продолжалось  не более пары секунд, но для девочек  они показались вечностью. Наконец  поручик первым  отвел  взгляд от монахини и, низко поклонившись Басе, произнес по-русски: