А рука Юны крепко держала автобусный поручень, ползала по нему вверх-обратно, оставляла влажные пятна.
Тук-тук, попросилась боль в виски и без разрешения вошла.
До загородной остановки «Карьер» из пассажиров доехала только Юна, вышла. За остановкой подняла капюшон и поплыла во всех смыслах: март всюду налил, но за собой не вытер, по-ребячьи смешал с водой песок, глину, землю, травку-муравку и чёрт знает что ещё.
Поле вызревшей и отсыревшей полыни, за ним — ж/д пути. Юна, глядя на короба́ товарных ржавых вагонов, вытерла мокрые ладони о пальто, подумала о пальто — его цвете, цене, новизне, и шагнула на щебень. Под вагоном пахло углём — кисло-горько, а сразу за вагоном — свободой.
Ветряная волна ходила по жухлой траве кругами, лужи рябили. Юна достала телефон, смахнула с экрана последние новости («Вирус выявлен у солиста Ram…», «Новые случаи вируса выявили в 16 ре…») и сделала фото. Если у нас есть время и силы на фото, у нас всё хорошо.
Облепиха и лох наполнили чашу озера вместо воды. Часть поля пропала под новыми коттеджами справа. А в остальном всё было как в детстве, так же.
Из-за спины, скорее из-за затылка, вырвалась стая стрижей, устремилась влево, подальше от новых чужих домов.
Из облепихи выбежала серая, как талый снег, кошка и бросилась к домам. Это снег побежал — показалось сначала. Снег и бежал, вниз по дороге, к первым на обрыве избушкам.
Юна нашла рядом с одной опознавательный куст сирени. Сирень стала больше, дом — ниже, Юна — бледнее и тощей, всё это случилось лет за десять. Юна толкнула забор двумя руками. Забор сходил туда-сюда, вернулся в исходное положение синхронно со стрижами, ушедшими куда-то за спину.
Найти задвижку где-то там, на ощупь, не удавалось. Удалось перелезть поверх. Прыг. Тук-тук. Кап.
Сначала всё увиделось единым: ржавый замок в петле, выгоревшие мышино-серые доски сарая и дома. Всё на земле тянулось единым полотном: всё было вязаным, стёганым, смешанным. Стебли переходили в прутья, прутья — в палки, в стволы, верёвки, травинки, остатки. Всё коричневое — в рыжее, жёлтое, серое, зеленовато-серое; подползало к выгоревшим доскам, голым стволам, скамейкам и переходило в них. А до неба не доставало.
Рыхлый талый снег отощалыми псами лежал под лавкой, под яблоней, за крышкой погреба, у двери. В овальной ванне под рябиной серая снеговая собака купалась — вытянутый ноздреватый ком плавал в прозрачной воде ни туда, ни сюда, на месте. Под сугробом, на дне, лежали коричневые гнилые ягоды.
Где-то завывало и дуло, но где-то за второй калиткой, в огороде. А где-то здесь стучало. Юна обошла дом и побрела на стук, под паутину кленовых пальцев. И нашла.
Под клёном по старой раковине стучали капли — скромно и тонко. Они тянулись из-под клапана алюминиевого рукомойника по тонкой металлической ножке и падали в ржавую проталину на белой эмали. В рукомойнике плавал кленовый коричневый лист. Клапан держал открытым шарик рябины.
Юна улыбнулась. Вот же оно как! Она потянулась рукой вверх, потом вниз, вниз, опустила её в ледяную настойку на листе и рябине, намочила пальто, намочила рукав рубашки. Рука шла вниз, а влага шла выше, выше по ткани, и где-то между оставался только коричневый лист, прижимавшийся к алюминиевому стакану, к стенке. Когда рука потянулась обратно, лист снова лёг на воду.
Ягода осталась у Юны в пальцах. Но рукомойник продолжил сочиться, тоньше и робче, ножка клапана всё так же поблёскивала и выдавала провал.
Юна оглянулась на дом. Из сарая шевелил усами диван. Усы были соломенные, они неряшливо торчали по всему его лицу, старому, порванному, клетчатому. Юна вспомнила, как холодными дачными ночами боялась прижиматься к нему — диван шуршал, пах сыростью и был не из тех, к кому хочется прижиматься.
Мокрая солома внутри была тяжёлой; вытаскивали диван в сарай из дальней комнаты в четыре руки, хотели сжечь, но дали слабину.
Юна долго не решалась зайти, смотрела издалека. Тук-кап.
Чердачное окно сарая свистело целлофаном. Когда-то на чердаке пахло луком и помидорами — теперь явно не пахнет.
Юна зашла через сарай в дом (обошла диван, коснувшись его подлокотника бедром). Боясь найти личные вещи умершего деда, она нашла алюминиевую круглую крышку. Круглая ручка из твёрдой пластмассы на ней вертелась в пальцах.
Юна подняла клапан. Выпустила воду. Опустила крышку на рукомойник. Клён скинул поверх тонкий сухой палец.