— Совершенно верно. И это такое, до чего нельзя дотрагиваться. Так?
— Глупый ты.
— А теперь я скажу тебе другое слово: милд. О чем оно тебе говорит?
— Это что — то по — шведски.
— Верно, «милд» — по — шведски «мягкий».
— Милд, милд! — Улла произнесла это слово тихо, а потом громко.
— Ну, а что ты думаешь, когда слышишь, что шведы говорят «милд»?
— Мягкий, конечно, добрый и нежный… и ласковый…
— Видишь, как легко ты выучила новое слово. Но вот подумай, почему это тебе далось так легко?
— Потому что ты учил меня этому.
— Нет.
— Потому что это такое удобное слово. Короткое.
— Нет, ты выучила его потому, что у тебя уже было наготове содержание этого слова по — фински. Тебе оставалось только поставить рядом с финским «мягкий» другое слово — «милд». Но если бы у тебя не было понятия о мягком, добром и нежном, что тогда?
— Тогда мне нужно развешать простыни на веревке.
— Ты и тогда могла бы научиться говорить милд, — поспешно заговорил Рахикка, — но это слово ничего бы для тебя не означало, ты повторяла бы его как попугай: милд, милд. милд. Ты могла бы осознать содержание слова только тогда, когда ты бы испытала, увидела, что «нежный», милд, — это то — то и то — то, и выглядит оно так — то и так — то, делает то — то и то — то. И все это нельзя охватить одним взглядом, как стул или стол: это понятие связано с другими. Это же относится и к чувствам. Тебе пришлось бы начать с самого начала, смотреть на чудеса мира глазами ребенка или остаться без слов.
— Ты имеешь в виду Пертти, ты говоришь о нем…
— Да, о нем.
— Что он будто бы остался без слов…
— Ну, он знает названия немногих предметов, но…
— Не стану я тебя слушать.
Улла показалась из — за угла и начала развешивать простыни. Рахикка подошел к ней. Улла исчезла за простыней. Рахикка последовал за ней. Лучи закатного солнца падали на простыню, и Янне на минуту увидел силуэты Рахикки и Уллы. Рахикка был как толстяк в кино, Улла казалась призраком с неестественно большой головой: она собрала волосы наверху, на макушке. Призрак тряс гигантской головой. Толстяк говорил и жестикулировал.
— Когда вы приехали в Швецию, Пертти был еще такой маленький. Он не умел говорить толком по — фински.
— Подвинь ко мне поближе корзину.
— Если б он хоть дома слышал финскую речь.
— Смотри — ка, как полиняла блуза.
— У бессловесного чахнет душа.
— Ах, ты волочишь простыню по земле!
Янне слышал лишь отдельные слова и обрывки фраз, а потом и их перестал слышать: Улла и Рахикка ушли дальше с корзиной. И Рахикка все говорил и говорил. Наконец они вернулись обратно к пню. Улла посетовала на свою промокшую холодную одежду и пошла через двор домой.
— Подумай все — таки над этим! — крикнул Рахикка ей вслед.
Прежде чем дверь Лемпиненов закрылась, Янне был уже у ореховых кустов. Оттуда он выбежал на дорогу и, насвистывая, поднялся во двор. Когда он подошел к Рахикке, тот сидел, свесив голову на грудь и почти закрыв глаза.
— Вот, я принес спички! — выкрикнул Янне.
— А, принес… Хорошо.
— Но они тебе, наверное, не нужны.
— Почему?
— Твоя трубка уже зажжена.
Рахикка с минуту непонимающе глядел на дым из трубки, затем по его лицу расползлась беспомощная, чуть виноватая улыбка.
Поздним вечером, когда весь двор затих в ожидании ночи, Янне услышал за стеной голос Уллы. Она спрашивала у Пертти слова.
— Милд, — сказала она. — Что означает «милд»? И что «мягкий»?
Пертти не отвечал.
19. ПОЧЕМУ МОЛЧИТ ТРУБА…
— Так, значит, приходится уезжать…
Улла говорила медленно, временами совсем умолкая. В такие мгновения Янне думал, что она сказала все, что хотела сказать, но она тут же продолжала:
— Вот уж во что бы не поверила, если б даже…
И снова Улла умолкла и, наклонившись, стала разрывать старую газету на длинные полосы; она засовывала их в промежутки между посудой, вложенной в картонный ящик.
— Кто — нибудь мне сказал…
Рахикка залез в кухне на стул и отцеплял лампу с абажуром.
— Вот так — то, — донесся из — под потолка его голос, — завтра ты уже увидишь новые места, ты бывала когда — нибудь в Лахти?
Улла распрямилась.
— Сдается, проезжала когда — то мимо в поезде. Это не там ли мачты и…
— …большой трамплин, — подсказал Янне.
— А еще там много мебельных фабрик, — сказал Рахикка. — Из тебя там может выйти столяр.