— Он работает с отцом на заводе.
Теперь для матери сошел и Лехикойнен. Такая уж она была: не умела лгать. Даже маленькие мальчишки умели обманывать лучше, чем мать.
— В какой одежде я поеду? В этой? — спросил Янне у отца.
— Ты никуда не поедешь, — сказала мать. — И не будем больше разговаривать об этом.
Янне посмотрел на отца; тот все — таки мог взять его с собой, всегда брал прежде. Однажды они вдвоем ездили в город, в другой раз еще дальше. Тогда отец обменял автомобиль марки «симка» на синий «саб», потому что мотор у «симка» без конца трещал и тарахтел.
Но сейчас отец избегал встречаться с ним взглядом и лишь оттирал пальцем пятно с лацкана пиджака.
— Наверное, от горчицы, — сказал он.
Мать подошла к двери. Она посмотрела в газету, потом куда — то мимо отца. Еще раз заглянула в газету, обошла вокруг стола и стала перед отцом, наклонив голову.
— Послушай…
— Ну что? — Отец все еще продолжал оттирать пятно.
— Тебе пошла бы борода…
Отец рассмеялся.
— Мы уже выходим?
— …или усы, или бакенбарды.
— На что мне все это?
— У тебя такой заурядный вид.
— Сказал бы я тебе… — Отец взглянул на Янне и ничего не добавил, только дышал тяжело.
Однако когда мать пошла за чем — то в переднюю, в чулан, отец стал перед зеркалом и потрогал кожу над губами и возле ушей.
— Если я надену костюм и галстук… — еще раз заикнулся Янне.
— Ты останешься дома, — буркнул отец.
Янне вышел во двор. Отца тоже не стоило больше просить; его рассердил этот разговор о бороде. Теперь он, Янне, один проторчит всю субботу дома. Янне поглядел на автомобиль. Его бока и капот блестели; отец вчера вымыл и натер их. И на переднее сиденье надел новый чехол, щекочуще шерстистый. Мать сядет там — на свое место. А позади не будет никого.
А что, если…
Отчаянная мысль мелькнула у Янне в голове. Что, если позади все же кто — то будет, а именно: он? Янне бегло посмотрел на окна. В них никого не было видно, на дворе тоже. За ореховыми кустами слышались крики и шум, но это были они — шведы. Они не любили его.
Янне быстро прошмыгнул в заднюю часть автомобиля и захлопнул за собой дверцу. Она хлопнула, словно большая пушка. Он бросился на пол, припал на четвереньки и прислушался.
Все было тихо.
Янне слегка приподнялся и сдвинул чехол так, чтобы с передних сидений не видно было дна машины. Затем повернулся на бок. Что — то твердое уперлось ему в бедро. Он пощупал рукою: это был какой — то соединитель, из тех, которыми сращивают трубки. Он отбросил соединитель в сторону и снова улегся на дно. Ему была видна лишь нижняя часть заднего сиденья да отчасти коврик с рельефным узором на дне.
На дворе послышались шаги.
Но это был не отец; отец никогда не волочил ног. К тому же отец должен был пройти спереди автомобиля, а этот человек прошел стороной. На мгновение Янне показалось, что он чует запах трубочного табака, но он не был в этом полностью уверен; от сидений и чехлов автомобиля исходили всевозможные запахи.
Янне уже хотел было выглянуть в окно, когда в общей прихожей раздалось покашливание отца. Янне сжался в комок. Ему хотелось стать совсем — совсем плоским, таким, как коврики, которые постилают перед очагом. Но он ничего не мог с собою поделать: ноги казались чудовищно огромными — ему такие не нужны. И такие длинные руки тоже. Вот были бы у него маленькие плавники — и довольно с него.
Автомобиль покачнулся. Это, должно быть, отец проверял
рессоры, он всегда их проверял. Хлопнула дверца. Кончиками пальцев Янне почувствовал, как в автомобиль влился свежий воздух. Затем автомобиль снова покачнулся. Это отец взобрался на место водителя. Вот он тут, совсем рядом.
— Ну, куда ты собрался?
Янне вздрогнул, как будто его хлестнули кнутом. Отец все — таки заметил его. Он вздохнул и приготовился встать. Сейчас отец увидит его, а может, и схватит своими цепкими пальцами.
— Да вот, хочу сходить посмотреть лодку.
Это был Ра́хикка, толстяк — сосед, который знал все на свете! Это с ним заговорил отец. Янне снова припал к дну машины. С минуту он тяжело дышал. Воздух, необходимый его легким, вдруг куда — то исчез.
— Ты уже поставил ее на подпорки? — спросил отец.
— Нет еще. У меня там стоит сеть.
Шаги Рахикки удалились. Потом Рахикка то ли остановился, то ли дошел до края лужайки — его шаги перестали быть слышны. Отец завел мотор. За его рокотом послышался слабый крик Рахикки, он кричал что — то о рождестве и о льде. Отец, смеясь, играл педалью газа. По автомобилю растекся слабый запах бензина.