— Заглянем туда? — спросила мать.
Отец затормозил и приткнул автомобиль к тротуару.
— А там есть?
— Там есть что угодно.
Отец открыл дверцу и вышел из автомобиля. Почти одновременно по тротуару застучали туфли матери.
Янне подождал минуту или две, прислушиваясь к звуку шагов. Знакомые шаги слились с чужими, исчезли вовсе. Янне подымался сантиметр за сантиметром и вдруг рывком выпрямил спину.
Перед ним была большая витрина. За стеклом стояла женщина и смотрела прямо на него. Янне сжался в комок, но тут же поднялся: не бояться же, в самом деле, манекена.
Он попытался заглянуть мимо манекена в магазин. Прямо у витрины висела одежда — пиджаки и костюмы. За ними двигались люди, но все они были безликими тенями: отца и мать отсюда было не рассмотреть. Приложив руку козырьком к глазам, он стал вглядываться в цветные пятна поодаль.
Похоже, это…
А рядом с пятнами две фигуры, мужчина и женщина.
Мать и отец?
Нет, отец только что протолкался через дверь, а мать уже стояла на улице.
Янне молниеносно упал на дно машины.
— Конечно, они ужасно дороги, — сказала мать, когда они уселись.
— Посмотрим в другом месте, — сказал отец.
— Или купим что — нибудь другое.
— Ему хочется велосипед. И я уже почти обещал ему.
Мотор зарокотал, и автомобиль тронулся с места. Янне так и подмывало вскрикнуть. Велосипед… Ему купят велосипед! Он глядел на скользящие мимо стрехи крыш, черные квадраты окон и грязно — серые стены.
Велосипед, велосипед, велосипед!
Стены и стрехи вдруг исчезли, их сменили лес и деревья. Дорога шла через лес, деревья частоколом мелькали в глазах, оставались позади. А он все нажимал и нажимал на педали. Его кто — то догнал. Юлле. Нет, это был Ян. А сзади ехали все остальные, все — все: Эскил, Сте́фан, Ю́нгве… Свен уже отстал. Они кричали и смеялись. Томас тоже смеялся. Он махал им, махал и смеялся вместе со всеми. Потом он наклонился вперед, его колени так и ходили вверх и вниз. Ян остался позади, ветер так и свистел.
Велосипед, велосипед, велосипед!
Отец затормозил, соединитель ударил Янне по ноге. Мать что — то сказала. Теперь она молчала, слышно было лишь, как шины трутся о бордюрный камень. Кажется, мать сказала о часах, о том, чтобы купить часы…
— Часы стоят гораздо дешевле.
С минуту они молчали. Потом мать заговорила вновь:
— Ну, ты не пойдешь?
— Лучше все — таки купить велосипед.
— Часы, — возразила мать.
— Велосипед!
Янне прикрыл рукой рот, но поздно: слово уже вырвалось. С минуту он лежал неподвижно. На передних местах было тихо.
Он пружиной подскочил вверх. Когда отец наконец повернул голову, Янне уже сидел на заднем сиденье, положив ногу на ногу.
— Вы обещали мне велосипед, — сказал он.
4. НОВЫЙ СОСЕД
Янне стоял у окна на кухне и смотрел на озеро. Но он не видел ни озера, ни вообще чего — либо. Лишь время от времени шевеление ветра в ольховнике на берегу привлекало его взгляд, но и тогда он только отмечал про себя, что ольха — это ольха, и вновь погружался в слепое созерцание. Правда, один раз он все же повернул голову, наблюдая за медленным перелетом какой — то серой птицы с сосны на березу. Однако когда мгновение спустя птица, покачиваясь, слетела с березы и скрылась за холмами, он уже совсем позабыл, что видел такую птицу.
Жизнь Янне спуталась.
Еще этим утром он думал, что все поправится, и дождался в школе вечера и той минуты, когда он сможет подъехать на своем новеньком велосипеде к другим мальчишкам и сказать: «Вот у меня какой…»
Теперь эта минута была позади, час или полтора в прошлом. И сердце Янне все еще ныло, ныло так, что он не осмеливался вполне осмыслить случившееся. А оно все лезло и лезло в память. Он и теперь еще видел суровое, неприязненное выражение на лицах Юлле и Ганса, а в его ушах все звучал хохот Юнгве. Но он сделал вид, будто ничего не замечает, не слышит и не видит, и отправился вместе с ними к месту сбора у школы. Они вдруг остановились. Когда остановился и он, они промчались мимо, словно наперегонки, и во всю глотку кричали «финский дьяволенок».
— Финский дьяволенок… — тихо прошептал Янне. — Финский дьяволенок, финский дьяволенок…
У него внутри что — то дрогнуло, в груди, казалось, вспыхнул жгучий огонь. Он обернулся. На столе лежали заколки матери. Он резким швырком сбросил их на пол. И отцовская пепельница — ее он как диск метнул в дверь комнаты.