- Ну, а лучевая трубка… Что ты с ней сделал?
Пертти пощупал рукой нагрудный карман, потом задний.
Порывшись еще в боковых карманах брюк, он пожал плечами, развел руки и сказал:
- Потерял…
…Вечером Янне подстерегал Рахикку. Когда он наконец увидел, как тот, ковыляя, вышел во двор выкурить свою вечернюю трубку, Янне тоже бросился к скамье. Рахикка принялся прочищать трубку железной проволокой с клочком ваты. Янне почему-то казалось, что во время прочистки нельзя разговаривать. Момент для разговора наступит лишь тогда, когда Рахикка выпустит изо рта первые клубы дыма и откинется веем своим тяжелым телом на спинку скамьи.
Но Рахикка сам начал разговор. Проталкивая вату в трубку, он сказал:
- Ну, рассказывай…
И Янне выложил ему все, все объяснил и сказал также о том, до чего додумался только во дворе школы: напрасно было говорить Пертти про уфо и лучевую трубку. Пертти ровно ничего не понял из его объяснений.
- Может быть, он болен? - спросил Янне под конец.
- Нет.
- Но должен же он, такой большой, понимать.
Рахикка продул пустую трубку. Когда он заговорил вновь, в его голосе прозвучал вздох:
- Пертти потерял финские слова.
Янне в удивлении взглянул на Рахикку. Тот говорил о словах, как о вещах - как о складном ноже, который, остругав ветку, можно забыть на пне, или как об отвертке отца, которую они нигде не могли найти. Но слова… слова были в голове, в черепной коробке; оттуда ничего не могло выпасть.
- Потерял?
- Это уже случилось со многими, с десятками, сотнями людей…
- У тебя-то все слова целы.
- Ну, я приехал в Швецию взрослым - тогда они уже не теряются. А вот Пертти приехал в возрасте шести лет, он тогда еще не знал толком финский. А язык как живое растение, каждый день нуждается в пище, чтобы крепнуть и развиваться, иначе оно чахнет. Так обстоит дело и с финским языком у Пертти: он оказался без питания и зачах от голода.
- Но у него есть, наверное, другие слова, шведские.
Рахикка повернулся и взглянул на него.
- Да есть ли они у него?
- Получается…
- Да.
- …что Пертти не умеет говорить и по-шведски?
- Ну, пожалуй, умеет самую малость, как маленький ребенок. Он может сложить фразу из двух-трех слов, но это не значит по-настоящему владеть языком, так нельзя объяснить, чего ты хочешь.
Янне откинулся на спинку скамьи и попытался перевести слова Рахикки в мысли и ощущения, найти им верное место среди множества других мыслей. Как же так? Оказывается, у Пертти нет слов, вообще никаких. Он тряхнул головой, попробовал выбросить из нее все слова и быть как Пертти, размышлять без слов, и тут он испуганно вздрогнул: для того, чтобы думать, нужны были слова - названия вещей. Именно с их помощью рождались мысли. Значит, Пертти не может по-настоящему думать о явлениях и вещах… И разве человек без слов не остается совсем один на свете? Он не может понять другого, чувствовать и говорить, как другой.
Внезапно что-то взбунтовалось в душе Янне. Ему захотелось возражать, спорить и убедиться, что Рахикка говорит попусту о том, чего нет.
Но в глазах Рахикки, во всем его существе была какая-то тяжкая безутешность: с ним невозможно было спорить. Его взгляд был устремлен на озеро, на темную поверхность воды с расходящимися у берега кругами. Вероятно, кто-то скрытый береговым бугром пускал там камешки по воде.
- Но он еще научится, - тихо сказал Янне. - Научится.
- Ну да.
- Мне хотелось бы помочь ему.
- Мне тоже.
- Что я должен делать?
Рахикка словно бы очнулся и стал набивать трубку табаком
- Ничего.
Янне взглянул на крышу хозяйственной постройки. Если Рахикка не объяснит подробнее, он, Янне, скоро опять будет сидеть там и думать. И все станет еще запутаннее прежнего.
Но Рахикка зажег трубку и продолжал:
- Ты только должен быть рядом с Пертти, разговаривать с ним, быть таким, какой ты есть. Пертти нужен товарищ.
С берега на тропу, ведущую к купальной кабине, вышел Бенгт. За ним тенью следовал Ниссе. Когда они дошли до половины берегового откоса, Рахикка встрепенулся.
- У меня есть к ним дельце…
Прежде чем Рахикка успел встать, Янне взял его за рукав и спросил:
- Это оттого, что Пертти нужен товарищ, он всегда таскается с вашей кошкой?
- С Мису? Нет, не оттого. Пертти просто упражняется.
- Упражняется? В чем?
- Смотреть в глаза. Наша Мису сильна по этой части.
11. ГОСТЬ ИЗ ФИНЛЯНДИИ
- Сюлви приезжает в следующую субботу.
Мать положила письмо на стол перед отцом. Нахмурив брови, отец почитал некоторое время, затем отбросил письмо в сторону и сказал:
- Твоя сестра осталась такой же пустомелей, какой была.
- Она рассказывает только новости.
- Ну ладно… Только нам-то какое дело до гриппа у чужих детей.
- Сюлви ухаживает за этими детьми. Для нее болезнь ребенка все равно что для тебя поломка какой-нибудь машины. Ты можешь сколько угодно распространяться на эту тему.
Отец пощипал недавно отпущенные бакенбарды возле ушей. Бакенбарды шли здесь узкой полоской, а ниже расширялись лохматыми треугольниками, верхушки которых протягивались ко рту и были чуточку рыжими.
- И долго она рассчитывает здесь пробыть?
- В рождественский сочельник уедет обратно.
Мать сняла шумовкой пену с кипящего горохового супа. Затем попробовала ложкой бульон, подула и почмокала губами.
- Надо добавить немного соли, - сказала она.
Всыпав в суп две чайных ложки соли, она повернулась к отцу.
- Теперь нам понадобится и холодильник.
- Из-за Сюлви?
- Она привезет из Турку мяса и колбасы, я просила. Тогда и ты сможешь отведать настоящей колбасы с луком.
- Но ведь надо еще платить за автомобиль.
- Мы вместе заработаем.
- И за мебель тоже надо платить.
- Завтра принесут шкаф.
- Как так?
- Я сходила заказала.
У отца был такой вид, будто у него опять заболела спина.
- А в субботу ты можешь пойти на пристань встретить Сюлви, - продолжала мать.
- Пожалуй, придется пойти, - вздохнул отец.
- Я пойду вместе с тобой, - сказал Янне.
- Конечно, Янне может пойти помочь, - сказала мать. - У Сюлви, наверное, много вещей.
Отец только кивал. На его долю досталось лишь соглашаться и кивать.
…Пароход опаздывал из-за тумана.
Они прошли через большую стеклянную дверь на пристань - конечный пункт пароходного маршрута. Зал ожидания был полон людей, их сумок и узлов. Люди дожидались парохода, на котором должна была прибыть Сюлви; пароход сразу же отправлялся обратно в Финляндию.
Повсюду слышалась финская речь.
Когда отец и Янне проталкивались сквозь толпу, им казалось, будто они на остановке в Оулу. Янне в давке нечаянно толкнул в бок какую-то взрослую девочку.
- Гляди перед собой, босяк, - прошипела она
Но такое шипение воспринималось добродушно, потому что тут было все понятно. Янне, навострив уши, слушал людские разговоры.
- Утром будем в Хювинкя.
- Не думал платить по увольнительному листу. Я сказал ему…
- Начальника хуже его и быть не может…
- Сухой кашель, это было немножко, но в общем здоров…
- Я бросил тут курить…
Они пробрались к краю толпы, путь им преградил толстый канат. За канатом были две двери, над дверями циферблаты, сделанные не то из картона, не то из пластмассы. Стрелки на них показывали девять и половину одиннадцатого. Это были часы прибытия и отправления парохода.
- Не найдет ли господин крону на подаяние…
Возле отца стоял небритый человек с протянутой рукой. Отец повернулся к нему спиной и притянул Янне к себе. Они прошли мимо больших окон и длинных рядов стульев к своего рода прилавку, над которым была надпись: «Справки».