- Янне!
Янне подошел к двери.
- Принеси мне брюки, - проворчал отец через дверь. - Они, наверное… Ну, словом, посмотри сам, где они.
Янне нашел брюки на швейной машине. Он скатал их в сверток и сунул в щель в выжидательно протянутую руку отца.
Когда отец две или три минуты спустя вышел из маленькой комнаты, его лицо расплывалось в широкой улыбке.
- А, это ты, Улла, - приветливым голосом сказал он.
Но за спиной Уллы отец строил матери мрачные гримасы.
Потом они пили кофе и разговаривали о погоде и фабричных делах. Мать рассказывала о каком-то Кварнстреме Телмане, который взял пособие на лечение, хотя не был болен. Вчера мать видела, как этот Телман с каким-то бородачом отправился на такси в город.
Поохав некоторое время по поводу того, какую жизнь ведет Телман, Улла вдруг сказала без всякого перехода:
- Ну уж нашего-то Пертти никто не будет учить финскому языку…
Мать взглянула на отца. Тот смотрел на крошки от булки рядом со своей чашкой. Потом скатал из крошек шарик и сконфузился, не зная, куда его девать.
- Вы, наверное, знаете…
В начале недели Рахикка рассказал, что в школу два раза в неделю будет приходить финский учитель преподавать финский язык. Янне тоже слышал об этом и каждый день ждал прихода учителя. Однажды - это было в среду или в четверг - он уже подумал, что финский учитель прибыл, приняв за него человека, который все утро ходил по школьным коридорам. Но этот человек был всего-навсего трубопроводчиком; днем Янне видел, как он в комбинезоне чинил протекающую трубу.
Отец сунул хлебный шарик в рот и хотел что-то сказать, но мать опередила его.
- Мы слышали.
- Ну, и что вы об этом думаете?
- Наверное, это хорошо.
- Куда там хорошо, - фыркнула Улла. - Что хорошего вы в этом увидели?
Улла сидела, полураскрыв рот, и была немного похожа на Пертти, во всяком случае веки у нее были такие же припухлые. И ее взгляд так же бесцельно блуждал по столу, переходя с хлебницы на куски хлеба, масленку, куски колбасы и сыра… Янне хотелось сказать ей: «Ты должна смотреть людям в глаза».
- Ну, а если бы пришлось опять уехать в Финляндию? - сказала мать.
- А вы собираетесь уехать? - полюбопытствовала Улла.
Сердце Янне подпрыгнуло. Он пристально глядел в глаза матери, когда она сказала:
- Как знать… И потом, было бы ужасно, если б Янне забыл родной язык.
- Тут есть еще и другое, - сказал отец.
- Что другое? - спросила Улла.
- Что-то такое… Я точно не помню…
- Говорят, что чужой язык легче изучать, если хорошо владеешь своим, - сказала мать с несколько надменным видом.
Улла засмеялась.
- Они пробуют кормить переселенцев всякими небылицами. И Рахикка тоже. По-моему, он просто хочет поважничать. Бог знает, чего он добивается своими разговорами. Но, по правде-то говоря, научиться шведскому языку можно только среди шведов. Если бы вокруг меня не были все время финны, я бы уже умела хорошо говорить по-шведски.
- Может быть, - сказала мать.
- Это точно.
Улла вызывающе посмотрела по очереди на отца и на мать, задев при этом взглядом и Янне.
Отец поднялся и сказал, что идет в маленькую комнату за трубкой и табаком. Но ему, вероятно, пришлось искать их; во всяком случае, в кухню он больше не вернулся.
Мать налила Улле еще кофе, и все наливала и наливала, хотя из кофейника шла уже одна только гуща.
- Будь добра, - сказала она.
- Так что давайте мы не разрешим нашим мальчикам ходить на такие уроки, - сказала Улла. - Это запутало бы их.
- Над этим надо подумать.
- Чего тут думать?
- А разве посещение этих уроков не будет обязательным? Ведь на другие-то уроки нельзя так просто взять да не прийти.
- Ах, какая ты еще наивная, - фыркнула Улла. - Посещение будет добровольное.
- Это правда?
- Правда-правда. Я еще многому должна тебя поучить. Ведь ты знаешь, что я в Швеции уже пять лет. Знаешь ведь?
Мать принялась споласкивать кофейник и кивала головой не то раковине, не то стене; вероятно, она не хотела показать Улле затаенную в глазах злость. Но Улла не увидела бы глаз матери, даже если б та повернулась. Улла смотрела в сахарницу, на ложку, и перемешивала сахар с кофейной гущей.
- Знаешь? - снова спросила Улла.
- Знаю, знаю…
- Ну, тогда ты, может быть, согласишься со мной. Этот же вздор они мололи на последнем месте, где я работала. Но я сказала им: нет. А когда я говорю нет, значит, нет. И ничего они со мной не могли поделать - и здесь не смогут. Наш Пертти будет изучать только шведский, и точка. И я надеюсь, что и ваш Янне поступит так же. Разве нет?
- Там посмотрим.
Мать начала убирать посуду со стола и оставила перед Уллой только чашку с кофейной гущей. Улла отпила из чашки. Затем она, прищурив глаза, проследила за тем, что делает мать, и сказала совсем другим, раскатистым голосом:
- Ах, так, теперь я начинаю понимать…
- Ты не обижайся, но…
Однако Улла больше не слушала. Цокая туфлями, она прошла к двери и через дверь в прихожую. Когда цоканье переместилось за стену, мать подсела к Янне, коснулась его руки и сказала:
- Конечно, ты можешь ходить на эти уроки.
- Непременно! - крикнул отец из маленькой комнаты.
Позже днем Янне рассказал Рахикке о приходе Уллы. Рахикка слушал молча и лишь все сильнее сопел трубкой. Когда Янне кончил, Рахикка вскочил и поспешно направился через двор к Лемпиненам.
Что говорилось у Лемпиненов, Янне не мог слышать со двора. Но разговор был ожесточенный, это было видно по разгоряченному, раскрасневшемуся лицу Рахикки, когда он вернулся десять или пятнадцать минут спустя. Трубка свисала у него изо рта кверху дном, а его дыхание напомнило Янне одну из машин у отца на заводе: ее вентили так же сипели и вздыхали.
Но выкурив одну трубку, Рахикка уже настолько взял себя в руки, что Янне осмелился спросить у него:
- Ну что, будет Пертти ходить на уроки?
- Он должен ходить, - ответил Рахикка.
15. НЕСУЩЕСТВУЮЩИЕ
Морозов и снега все еще не было.
Уже глубокой осенью на уроке физкультуры ребята класса отправились играть в футбол на маленькое поле близ большой спортивной площадки.
Янне и Пертти отправились вместе со всеми.
На поле преподаватель выделил из числа остальных Юлле и Ганса; Юлле стал капитаном «Арсенала», Ганс капитаном «Лидса» Важные, как капралы, они стали расхаживать перед шеренгой мальчишек. Юлле поглаживал подбородок развилком большого и указательного пальцев. Ганс покашливал и морщил лоб.
- Давай валяй, - сказал преподаватель
Преподаватель был тот самый человечек, которого Янне несколько раз видел суетящимся на площадке среди гандболистов. «Давай валяй!» - все время кричал он там. И преподаватель тоже, казалось, помнил Янне; на первом же уроке он хлопнул его по спине и сказал свое неизменное «давай валяй»
- Эскил, - сказал Ганс
Эскил огляделся вокруг, как будто не слышал. Даже когда Юнгве толкнул его в спину, он вышел из шеренги и стал рядом с Гансом.
Юлле сердито поглядел на Ганса, очевидно, он хотел, чтобы Эскил играл за «Арсенал» Затем уставился на Томаса, потом на Стефана.
- Ян, - сказал он наконец.
Ганс взял Стефана.
Томас поддавал ногами небольшой камень, прыгал и подскакивал вслед за ним. Потом остановился и стал глядеть в небо.
- Иди ко мне, - буркнул Юлле
Когда Ганс жестом зачислял в «Лидс» Юнгве, остались только Свен, Пертти и Янне. Свен посмеивался, покачивался всем корпусом и причмокивал губами Он напоминал собою челнок: посередине был толстый, а к голове и ногам суживался