На широкой площадке у подножия колоссальной осыпи, вызванной землетрясением (по версии официальных властей Мпулу), или атомным взрывом (по версиям недоверчивой прессы), или колдовством «фтуту» (по версии местных жителей), собралось с десяток репортеров – всем было интересно послушать мнение доктора Ливэй Ву, геофизика из университета Ухань, и доктора Атала Чанди, тоже изветного геофизика, консультанта индийского консорциума «Gondwana–Geo» (оба собирались прибыть сюда на вертолете с китайского крейсера «Наутилус»). Вертолет приближался, и становилось видно: это не какая–нибудь летающая фитюлька, а мощный 15–тонный «Changhei». Репортеры, отходя подальше от центра площадки (мерно крутящиеся лопасти 20–метрового ротора внушали им кое–какие опасения) начали строить версии относительно научного оборудования, для перевозки которого мог понадобится большегрузный вертолет. Тем временем, «Чангхей» неожиданно–тихо опустился на площадку, бортовые люки раскрылись, и из них проворно попрыгали десятка четыре китайцев — крепкие молодые парни в тропическом камуфляже. Распугивая репортеров пронзительными гудками, к вертолету подкатила автоцистерна и грузовой фургон. Мгновенно обменявшись с шоферами парой фраз, одна группа парней стала тянуть шланг от цистерны, а другая –таскать какие–то небольшие контейнеры из фургона в вертолет. Трое (один из которых, вероятно, был руководителем группы, а двое тащили какой–то большой пластиковый ящик) уверенно направились к кампании, только что спустившейся с осыпи.
— Товарищ Юн Чун? – спросил руководитель.
— Да, — ответила китаянка, — а вы…
— Геологи, — сообщил он, — Вот, привезли вам специальный научный прибор (он дал знак своим спутникам, и они поставили тяжелый ящик на грунт). Мы приносим извинения, что не успеем поднять его до места работ. Мы очень торопимся.
— Не вопрос, поможем, — успокоил его Керк. Рон и Олаф кивнули в знак солидарности.
— Спасибо, товарищи, — серьезно сказал тот.
— Пардон, а где доктор Линвэй и доктор Чанди? – спросил Джек Хартли.
— Они летят следующим вертолетом. Извините, мы торопимся.
Все сорок китайцев, так же организованно и быстро, полезли обратно в вертолет, лопасти ротора опять раскрутились, тяжелая машина лениво взмыла в небо и взяла курс на запад. Фургон и автоцистерна уехали в сторону расположенного невдалеке скопления огромных ангаров, за забором с транспарантом: «Mpulu Experimental Geological Group — MEGG».
Ллаки легонько хлопнула задумавшуюся Жанну по спине.
— Давай посмотрим, что они такое привезли.
— Давай, — согласилась канадка, пытаясь на ходу сообразить, что означало представление, которое только что состоялось у нее на глазах.
Юн Чун, успевшая вытащить из ящика техническое описание, радостно сообщила:
— Это – сканирующий лазерный анализатор твердых проб. Очень полезная вещь. Можно определять квоты всех тяжелых элементов в образце. Просто засовываем камешек, и…
— Еще одни геологи, — перебила ее Пума, показывая пальцем в небо.
Второй «Чангхей» повторил путь первого с точностью до мелких деталей. Те же сорок крепких парней, заправка из автоцистерны, загрузка контейнеров из фургона, вынос еще одного специального научного прибора, и его укладка к ногам очаровательной Чун Юн.
— Геологический эхолокатор, — сообщила она, — Тоже очень хорошая вещь. Можно видеть профили пустот и разломов на глубине до сотни метров.
— Эти два ящика обязательно было возить на отдельных вертолетах? – спросила Пума.
— Ну, как тебе сказать? – китаянка задумалась в поисках ответа.
— Не так уж давно, — заметила Жанна, — я видела экологов, которые были чем–то очень похожи на этих геологов. Могу даже вспомнить место: озеро Тукаса, в Танзании.
Рон жизнерадостно улыбнулся:
— Ага, было дело. Но мы тогда там отдыхали, а эти китайские ребята – работают.
— Послушайте! – воскликнула канадка, — Кто–нибудь может мне объяснить, что тут происходит? Я же вижу, что это не геологи, а солдаты.
— Я могу, — ответила Ллаки, — но не всем репортерам, а только тебе, и по секрету. ОК?
— ОК, — подтвердила Жанна.
— Это — гуманитарная операция в соседнем Шонаока, — сообщила африканка, — китайцы гуманизируют с запада, с гор Итумбо, а мы — с востока, через границу. Я как раз сейчас туду еду. Тут недалеко. Могу взять тебя в кампанию. Что скажешь?
— Кто тебя сопровождает? – спросил Керк.
— Зачем? Что я, маленькая?
— Нет, — отрезал он, — звони команданте, пусть подсадит к тебе хоть одного стрелка.
— Ну, это пока он найдет лишнего стрелка…
— Давай, я с тобой съезжу? – предложил Рон.
— Так ты же в отпуске, — напомнила Ллаки.
— Я вообще больше не в армии, — уточнил он, — Я теперь эксперт оружейной фирмы. Но стрелять–то я не разучился, прикинь?
— И я – тоже! — вставила Пума.
— Может, останешься с ребятами? — спросил ее Рон, — Я не очень надолго.
— Тогда и я не очень надолго. Но вдруг ты задержишься? Кто тебя там накормит?
Рон погрозил ей пальцем.
— Ты очень упрямая женщина с ужасным характером.
— Да, — согласилась она, — Я пойду, принесу наши автоматы и разгрузки с магазинами.
Ллаки повернулась к Жанне.
— Ну, как, едешь с нами?
Канадка почесала в затылке, глянула в небо (на посадку как раз заходил третий по счету вертолет с «геологами»), и решительно сказала.
— Не смотреть же этот «День сурка»? К черту! Еду с тобой.
…
=======================================
72 – ЭМИР и ПИЛОТ. Острый конфликт культур.
Дата/Время: 20 сентября 22 года Хартии. День.
Место: Воздушное пространство Эфиопии.
Борт транспортного самолета ВВС Сарджа.
=======================================
У первого пилота Герхарда Штаубе было отвратительное настроение. Пожалуй, еще ни разу за 42 года жизни ему не было настолько мерзко и тошно, как сейчас, когда он сидел за штурвалом «Airbus–EX» — огромной, 80–метровой машины с рабочим весом 600 тонн, летящей на юго–запад над однообразным ландшафтом середины Африканского Рога. Он проклинал свою профессию – хотя очень любил летать, и был прекрасным летчиком. Он проклинал тот день, когда познакомился с этой грязной арабской сволочью, министром Османом Хакимом. Он проклинал день, когда подписал этот сраный контракт с эмиром
Тариком Аль–Акканом, и переехал из чистого и ухоженного Франкфурта в пропахший нефтью и говном Сарджа. Но больше всего Герхард проклинал тот день, когда принял ислам. Теперь он понимал, что его тщательно вели к этому шагу. Все эти разговоры о двойной надбавке для правоверных, о красивой вилле на берегу залива, которая будет подарена ему, Герхарду, лично эмиром Тариком. И еще — о четырех юных прекрасных девушках, никогда не знавших мужчины – опять–таки в подарок. Эмир Тарик щедр, и заботится о том, чтобы у его правоверных слуг все было хорошо в личной жизни.
Потом, через полгода, Герхард понял, что ему ни черта не подарили. В Сарджа все до последнего гнилого финика принадлежало Эль–Акану. Все остальные могли только пользоваться его щедростью, и только если он был к ним расположен. Тот, кто потерял расположение эмира – моментально лишался всего, в т.ч., порой и жизни. Тот, кто хоть раз осмелился перечить эмиру – терял его расположение автоматически. Итак: Герхард Штаубе, пилот первого класса, сертифицированный эксперт «International Civil Aviation Organization» (ICAO), стал рабом вонючего зажравшегося араба, капризного подонка в двадцатом поколении – причем стал им совершенно добровольно. Он сам себя продал в рабство за возможность пользоваться идиотской виллой на заливе, и трахать четырех молодых тупых телок, которые стремительно превращались в жирных жадных коров. И вот что интересно: слуги на вилле (они, разумеется, тоже являлись рабами эмира) сразу доложили Его Сраному Величеству, что почтенный Ибраим (таково было официальное имя Герхарда, мусульманина и гражданина Сарджа) подозрительно печален. Благодаря этому, Герхард, уже понявший, что надо смываться из этого эмирата, оказался лишен возможности выехать из страны. Конечно, нашелся благовидный предлог: эмир Тарик желает, чтобы его пилот всегда был под рукой – это почетный знак расположения…