— Ты не представляешь, какая у него охрана, — ответил эксперт–пилот.
— Зачистить можно любого, — авторитетно заявила Пума, — Так говорит мой мужчина.
— Я всегда добавляю «при необходимости», — поправил Рон.
— Уа! — согласилась она, — Эмир убил женщин Герхарда и его детей. Самого Герхарда он тоже хочет убить. Эмир – исламист с шариатом. Эмира необходимо зачистить, да?
Резерв–сержант потрепал ее по спине в районе лопаток, и задумчиво произнес.
— Логика в этом, безусловно, есть. Герхард, как ты считаешь?
— Это очень сложно, — ответил тот, — Меня воспитывали в духе уважения к человеческой жизни. Я родился и жил в стране, где отменена смертная казнь. Но в Сарджа, и здесь, в Африке… Мне до сих пор не верится, что я стал убийцей. Как–то само все произошло…
— Не морочь себе голову, — посоветовала Пума, — Если надо убить, то надо убить.
— Вы что, серьезно? – спросила Брют.
Младший инструктор посмотрела на нее с нескрываемым удивлением.
— А ты думаешь, что эмира не надо убить?
— Вообще–то, наверное, надо. Но это довольно неожиданно.
— Это хорошо, — Пума улыбнулась, — Когда объект не ждет, работать проще.
— Ты думаешь, это действительно можно сделать? – уточнил Штаубе.
— Почему нет? – лаконично ответила она, — Ты хочешь его убить, да?
Штаубе нервно прикусил нижнюю губу. Вытер рот и удивленно посмотрел на смазанное пятно крови, которое осталось на ладони. Потом утвердительно кивнул.
— Правильно, — констатировала Пума, — Значит, мы его убьем.
— Как ты это технически себе представляешь? – поинтересовался Рон.
— Это понятно, — сказала она, — Я спрошу у тебя, как это правильно сделать.
— Ответ не верный. По инструкции, первым должен высказаться младший по званию. Так что, мы слушаем твои предложения. Вспомни пункты типовой методики — и вперед.
— Первый пункт – командир дает мне четверть часа на подготовку.
— ОК, — согласился он, глянув на часы, – Четверть часа — твои, мы тебя не отвлекаем. Hei, foa, как на счет того, чтобы пройтись вдоль берега и полюбоваться ландшафтами?
…
Ндунти и Дуайт в это время тоже решили погулять вдоль берега, чтобы переговорить с глазу на глаз (т.е. без лишних ушей) о сложившемся положении дел.
— Чоро, ты действительно думаешь, что из германского эксперта выйдет толк? – спросил капитан наемников, — Мне кажется, он уже сейчас мечтает смыться отсюда в Меганезию, он поехал сюда только потому, что пока ему ничего не светит там.
— Тебе правильно кажется, — ответил генерал–президент, — Мы для него промежуточный пункт. Он сделал аварийную посадку, чтобы отстирать свои обосранные штаны. От них слишком воняет исламом. Он хочет отстирать их быстрее. Он будет оттирать эти штаны, как заведенный. Он будет работать, как буйвол, чтобы побыстрее смыться. Это хорошо! Мы ему поможем, Бобби, да. Мы ему сильно поможем. Что тебе непонятно?
— Мне непонятно, Чоро, на хрена нам заниматься гребаной благотворительностью.
Ндунти остановился, вынул сигару, откусил и выплюнул ее кончик, прикурил и ответил:.
— Ты хорошо командуешь ротой и даже батальоном, но ты ни хера не смыслишь в таких вещах, как военная промышленность. Если люди работают над военными машинами так же, как привыкли работать на своем огороде, то все делается долго. Они слишком много отдыхают, они трахают баб, они пьют виски и пиво, а утром поздно встают. Они тратят неделю на то, что можно сделать за день, и год — на то, что можно сделать за месяц. Так. Но если они работают для победы над врагом, который трахает их в жопу, то это совсем другое дело. Они хотят его убить сильнее, чем хотят налакаться или трахнуть бабу. Вот тогда они делают за неделю ту работу, с которой в другое время долбались бы целый год. Ты думаешь, боевое безумие бывает, только если бежишь в атаку с криком: Сука! Блядь! Жмешь спусковой крючек и кончаешь от того, что мозги врага вылетили наружу? Тогда, Бобби, ты действительно ни хера не понимаешь в военной промышленности. Ты знаешь, зачем я купил своему младшему сыну столько книг про войну? Затем, чтобы он читал мне это вслух всегда, когда только есть время. Я курю — он читает, я пью кофе — он читает. Я запоминаю. Как партизаны–янки воевали с англичанам, а испанские — с французами, или партизаны СССР воевали с германцами, китайские — с японцами, а вьетнамские — с янки. Все уже было, Бобби, и нехрен выдумывать что–то новое. Меняются военные машины, а люди — нет. Атомную бомбу бросает такой же парень, как тот, что бросал камни со стены доисторической крепости на головы штурмующим. И говняный мушкет придумал такой же парень, как тот, который сейчас придумает нам военную авиацию. Ты понял, Бобби?
— Эй, Чоро, ты хочешь сказать, что Герхард сделает нам военную авиацию за неделю?
— Не за неделю. Не за месяц. Но за год он ее сделает, так он хочет смыться. Да! Он точно ее сделает. Он обучит наших болванов и пьяниц. Они поднимут эту авиацию в воздух, и кто–то тогда здорово обосрется! Я так сказал! Пусть потом он катится к своим нези, или на хер к гребаной матери. Мы проводим его как героя, да! А у нас останется авиация, и люди, которые умеют поднимать ее в воздух, и которые научат этому же еще людей!
Дуайт почесал в затылке, сплюнул на горячий щебень и закурил сигарету.
— Это очень круто, если ты все рассчитал. А будут ли меганезийцы и китайцы спокойно смотреть, как мы делаем наступательные ВВС? Боюсь, что ни хрена не будут.
— Будут, Бобби. Они знают: против них мы — пустое место, даже если мы на хер встанем. Чина будут копать наши горы. Им насрать на остальное. Так было в Самбае, так было в Зимбабве, так сейчас в Танзании и Мозамбике. Нези – это другое дело. Они не только будут копать дно озера. Они сделают модернизацию, и еще разные такие штуки. Но их людей здесь мало. Они заставят нас выполнять свою Хартию. Да. Для этого достаточно слушать, на что жалуются наши люди. Но, чтобы следить за всем, надо отправить сюда большую бригаду. Нези всего 10 миллионов. Они говорят: наша земля – это море. Здесь нет моря. Нези не приживутся. Нези построят фабрики, но работать будут люди шонао, которых они обучат, а нези будут только получать свою долю в этом бизнесе, и все.
— Так, — сказал Дуайт, — меганезийцы не заметят, как мы построим наступательные ВВС. Но, когда наша авиация что–нибудь разбомбит, этого нельзя будет не заметить.
Ндунти кивнул, пыхнул несколько раз своей сигарой, и еще раз кивнул.
— Сейчас ты правильно подумал, Бобби. Да. Мы кого–то разбомбим, они заметят. Кто–то будет и наш враг и враг нези. Враг их врага – их друг, если он не нарушает их Хартию. Это закон нези. Мы не нарушим Хартию и будем бомбить тех, кто их враг. У нези много врагов. Это хорошо. Нам хватит на много раз. Мы возьмем много добычи, да!
— Ты снова хочещь идти по лезвию бритвы, Чоро, — вздохнул капитан наемников.
Генерал–президент хмыкнул и похлопал его по плечу.
— Ты молод, Бобби. Ты не понимаешь. Любой человек все время идет по лезвию бритвы. Дурак этого не знает. Он упадет. Умный знает. Он может не упасть. Я всегда это знаю.
…
За четверть часа Пума нарисовала здоровенную таблицу, заполненную значками «rapik» (которые ей нравились больше, чем латинский алфавит). Убедившись, что все готовы ее слушать, она начала свой доклад.
— Я смотрела интернет. Про эмира Аккана много написано. Это хорошо. Потом я думала так. Я эмир Аккан. Я живу во дворце в Сарджа. Вокруг охрана. Ко мне ездят разные мои люди и гости. Охрана смотрит, чтобы они меня не убили. Тайная охрана смотрит, чтобы эта охрана меня не убила. У меня есть комплекс ПВО «Argus». Это чтобы соседи меня не разбомбили. Если я еду на автокаре, то всех выгоняют с улицы, и убирают все машины. Это чтобы меня не взорвали и не застрелили из окна. Еще я держу армию на границе, но это не важно. Я иногда летаю на самолете. Тогда со мной летит два F–35 и один AWACS. Это чтобы меня не сбили. Я хожу в море на яхте «Lurssen Ultra Luxury» 70 метров. Такой же, как у короля Сауда. Тогда я беру эскорт, два патрульно–тактических катера «Sirocco». На них есть комплекс ПВО и ПКО. Это чтобы меня не потопили. Есть человек, который проверяет еду, чтобы меня не отравили. Есть шпионы в городе и в разных других местах Сарджа, и еще в некоторых странах. Они ищут, кто делает планы, чтобы меня убить или сделать революцию. Я думаю, что я все предусмотрел, и меня невозможно убить. Да?