— Ми — ке — ле, — пропела она, — Это не руководство к действию. Это я просто мечтаю.
— А–а… Ну, как хочешь, хотя мне кажется, что…
— Когда–нибудь я обязательно это сделаю, — пообещала она, — Только не сейчас. Сейчас я просто не могу. Есть множество причин… А давай поговорим о чем–нибудь другом?
— Давай. Хочешь, я расскажу тебе про ацтеков? Тех самых, в честь которых ацтекбол? Я интересовался их агротехникой, а конкретно — искусственными плавучими островами, «chinampa». Ацтеки строили их еще полторы тысячи лет назад, на озере Текскоско. Это потрясающе–простые и эффективные штуки. С них можно снимать пять урожаев в год. Знаешь, почему я ими занялся? Они очень похожи на агломераты, которые образуются при искусственном уплотнении планктонных полей. Неожиданная аналогия, верно?
— Действительно, — согласилась она, — надо же… Слушай, ты не очень обидишься, если я перескочу на другую тему. Я хочу с тобой посоветоваться по поводу одной истории.
— Aita pe–a, — ответил он, — Про «chinampa» я тебе расскажу в другой раз. Так даже лучше На ноуте у меня есть картинки… Если тебе интересно.
— Ага. Давай ты мне расскажешь завтра? А с этой историей надо срочно что–то решать.
— Срочно – значит срочно. Так что за история?
— Та, из–за которой я смылась, не доделав завтрак. Расстрел авиа–эскорта эмира Сарджа. Это оказалась настолько мутная тема, что у меня просто мозги рассыпаются. Короче…
…
Следующие полчаса Микеле молча слушал, принимая то позу Будды Амитаба, то позу роденовского мыслителя, то позу папуасского охотника: сидя на корточках, с духовой трубкой, прижатой ко рту (только вместо трубки у него была сигарета). Когда краткое изложение завершилось, он почесал макушку жестом озадаченного орангутана и, будто бы невзначай, поинтересовался:
— А почему так много шума из–за расстрела одного дерьмового арабского царька?
— Это не просто дерьмовый арабский царек. Аккан был знаковой фигурой. Как вице–президент «Красного Полумесяца», он обеспечивал связи между арабскими лидерами радикально–суннитского толка и международными гуманитарными организациями в Европе. Он был посредником, через которого шейхи покупали мнение чиновников в Женеве, в результате чего исламские экстремисты в Центральной Африке получали помощь «Красного Креста» (оружие, лекарства и опиум для шахидов) и возможность сбывать в Европу человеческие ткани и органы, добытые в локальных конфликтах. По линии «Красного Креста», он содействовал реставрации «Афганского Шоссе».
— В Афганистане есть шоссе? – удивился Микеле.
— Извини, милый, это сленг. Так называют стабильный воздушный мост, по которому опиумное сырье из Афганистана попадает в Европу. До начала нашего века, оно шло через миссии «Красного Полумесяца», но потом мост сильно повредила армия США.
— Понятно. Вообще–то я уже высказывался на счет вашего дикого сленга…
— Я больше не буду, — перебила она, — Так вот, главное достижение Аль–Аккана — это не торговля, а идеология. Он вывел исламско–христианский диалог на качественно–новый уровень. Он сделал ставку на Доктрину Всемирного Халифата (ДВХ), придуманную в начале века палестинским шейхом Раэд Салахом, и это сработало!
— Сработало? В смысле, что адепты Аллаха и Христа окончательно поссорились?
— Нет, милый, наоборот! Они почти что помирились. Ключевая идея ДВХ: 200–летний либеральный эксперимент на Западе провалился, народ погряз в безответственности, разврате, гедонизме, эгоизме и неуважении к властям. Только исламская твердость при защите консервативных ценностей спасет западную культуру от окончательного краха. Большинство добрых христиан (говорил Салах) мусульмане в душе, им близки идеалы религии, семьи и государства, установленные шариатом. Женева и Ватикан не могли иметь дело с Салахом – он был лидером исламских террористов, которые провели ряд взрывов в городах Европы. Аль–Аккан убивал только африканцев, так что европейские христианские консерваторы принимали его с распростертыми объятиями.
— Спасителей культуры надо расстреливать без суда, — проворчал Микеле.
Чубби в быстром темпе похлопала в ладоши.
— Браво! Я рада, что ты высоко оценил гуманную направленность моей работы!
— Да, — сказал он, — но лучше бы ты преподавала прикладную механику в колледже. Не делай обиженное лицо, это просто к слову. Правильно ли я понял, что в торговле найти замену этому царьку не проблема, но на религиозно–политической арене новую фигуру объединителя консерваторов надо выращивать много лет, и потому — такой резонанс?
— Точно, — подтвердила она, — Еще какой резонанс. Все так возбудились, что третий мир оказался по уши в джихадах и блокадах, а полиция Нью–Йорка не успевает убирать с панели тела фондовых брокеров. Они слишком густым потоком вылетают из окон. А полиция Гамбурга не успевает хватать исламистов и фанов Ндунти–Штаубе, которые спорят, кто культурнее, с помощью стальной арматуры и бутылок с огнесмесью.
— Ндунти и Штаубе тоже спасают европейскую культуру?
— А как же! Они спасают ее от толерантности по отношению к бандитам–исламистам.
— Тоже перспективный бизнес, — заметил Микеле, — А что мешало этим двум лавочкам договориться между собой и вместе потрошить карманы европейцев, как это делали когда–то коммунисты и фашисты? Простая олигополия на рынке поп–идеологий.
— Личная неприязнь Ндунти и Аль–Аккана, — ответила Чубби, — У них долго был общий бизнес, но после однодневной войны в Мпулу, они что–то не поделили и разосрались.
— Но с преемником Аль–Аккана Ндунти смог бы договориться?
— Да. Но уже не сможет. Мы отняли у него Штаубе и строго указали на необходимость держаться в рамках своей песочницы.
Микеле, задумался на несколько секунд и кивнул.
— Ладно. Давай отбросим эту политическую зоологию, все равно я в ней не разбираюсь. Посмотрим на технику исполнения. Ты полагаешь, что этот красивый фокус с эмиром устроили несколько хулиганов. Шуанг с родичами, Батчер и десяток их друзей в Папуа. При этом, никто ничего не замечал, пока эмира не разнесло на мелкие кусочки. Так?
— В общих чертах, да, — подтвердила Чубби, — Ндунти вообще был пароходным гудком, а Штаубе, возможно, участвовал в разработке конструкции папуасского спейс–скутера, но он даже не догадывался, что это и есть «Vergeltungswaffe».
— Как ты сказала?
— Vergeltungswaffe. Оружие возмездия. Термин из пропагандистской риторики III Рейха, которую Штаубе нагло пересадил на центрально–африканскую почву. Штаубе и Ндунти до вчерашнего дня возились с фанерным камикадзе, и были все время на виду, отвлекая внимание на себя и на безобидных ребят с атолла Арораэ, а реальные работы велись на Нукуфетау и в Северном Папуа. Фирма старшего родича Шуанга спокойно сделала эти скутеры в рамках программы «Papua Air–Space Agency», привезла их на мыс Гир–Гир и, выбрав момент, спокойно отправила с грузом стальной дроби навстречу эмиру. Dixi.
— И тот отдел вашей конторы, который мониторит совместную космическую программу с Папуа, все это прошляпил? Какая досада…
Чубби пожала плечами.
— Знаешь Микеле, как говорят: знал бы рифы, взял бы влево. Это потом все такие умные.
— ОК. Но теперь, надо полагать, твои коллеги уже поумнели? Шуанг и его злокозненные родичи ввергнуты в темницу, а их фабрика опечатана полицией?
— В общих чертах, вероятно так. Этим отделом командует майор Журо Журо, а он очень деятельный человек. Думаю, он уже разобрался на Нукуфетау и полетел в Папуа.
— Давай проверим, — предложил Микеле, — ты же взяла с собой коммуникатор. Зайдем на сайт этой фабрики, и посмотрим, что там пишут.
— Скорее всего, он уже заблокирован, — сказала Чубби.
— Но попробовать–то можно, — заметил он.
— Попробовать можно, — согласилась она, — Пошарь правой рукой, там где–то лежит моя рубашка. Залезь в левый боковой карман.
— Минутку… Так, рубашку нашел… Извини, милая, но там только пистолет.