— Я полагаю, что это живые последствия коммунистического бэби–бума, — ответила она.
— Первый раз о таком слышу, — проворчал Микеле.
— Элаусестере, милый. Ты в курсе, что там по семь детей на одну vahine?
— Да, — согласился он, — У меня острый приступ маразма. Мозг так реагирует на военную должность, которую я принял. У меня это временно, в отличие от того субъекта, который включил мальчишек с бутафорским биотехническим образованием в реальный проект.
— Во–первых, не мальчишек, а девчонок, — поправила Чубби, — В графе «sexpole» литера F.
— Ну, девчонок, какая, в данном случае, разница?
— … Во–вторых, — продолжала она, — Marx biotec college, MBC, считается очень неплохой средней специальной школой. Между прочим, не так–то просто найти штатных солдат с биотехническим образованием, за неделю, отводившуюхся на формирование группы.
— Устрою им письменный экзамен и выложу ответы в интернет, — пообещал Микеле, — эта шарлатанская лавочка надолго меня запомнит.
— Пари? – предложила Чубби.
— Пари, — согласился он, — Но только по–человечески, на двадцатку, без всяких фантов.
— Боишься?
— Я? Боюсь? Ничего подобного! Но играть на фанты с шулером…
— Это кто шулер? – возмутилась она.
От обсуждаения этого вопроса их оторвал пронзительный свисток боцманской дудки. Бдительная Люси, расширенно истолковав поставленную задачу, известила о появлении еще одного летательного аппарата. Через несколько минут, в проливе почти бесшумно приводнилось нечто, похожее на жука–носорога, выросшего размером c микроавтобус, покрасившегося в болотный цвет и отрастившего на верхушке своего рога еще одну пару крыльев в дополнение к привычным жучьим крыльям на спине. Когда флаер подрулил к пирсу, сходство с жуком почти исчезло. Просто очень необычный дизайн, и только…
Командир штурм–группы, как и положено, первым перепрыгнул на пирс.
— Сен капитан Хок… — начал он.
— Aloha, Нонг, — перебила Чубби, — мне отдавать рапорт нельзя, я еще в отпуске. Старший офицер тут Микеле, он в ранге капитан–команданте.
Нонг кивнул и начал снова.
— Сен капитан–команданте Карпини…
— Прекрати, Нонг, — перебил тот, — Какой я тебе капитан? Просто скажи: все нормально?
— Да. Никаких проблем.
— Ну, я рад. Выгружайтесь и идите вон под тот навес. Чубби наготовила такое количество еды, особенно салатов, что… — Микеле прервался на половине фразы, когда из салона на пирс шагнул тот человек, который являлся целью рейда. Он был еще только на середине шага, когда мимо него ужом проскользнул Уфти и занял позицию чуть сбоку, на случай, если доктору Максимилену Лоуренсу Линксу вдруг откажет чувство равновесия.
— Aloha, Макс, — сказал Микеле, протягивая британцу руку — Рад видеть вас на Футуна.
— Hi, Микеле, — ответил доктор Линкс, — Вот уж не думал, что мы встретимся в реальном мире… Тем более, вот так.
Они пожали друг другу руки, и Микеле почувствовал, что у гостя сильно дрожат пальцы.
— Как вы себя чувствуете, Макс?
— Паршиво, если честно. Очень хочется прилечь, но меня устроит и сидячее положение.
— А меня, как хозяйку, устроит, если гостю будет удобно, — вмешалась Чубби, — пошли со мной, Макс, а то мой муж начнет мучить вас умными разговорами раньше, чем я успею налить вам моего фирменного фруктового сока из смеси манго и сладкого перца. Парни, обслуживайте себя сами. Вот — стол. Еда — на кухне. Миски, кружки и ложки — в буфете. Микки, ты составишь нам кампанию или будешь тиранить младших по званию?
— Я бы предпочел тиранить, но не умею, — ответил Микеле, — так что я с вами.
…
Западная полуоткрытая мансарда fare Carpini был уютнейшим местом, оборудованным полукреслами–полулежбищами, невысоким бамбуковым столиком и кухонным уголком. Отсюда открывался сказочный вид, справа – на берег Футуна, идущий почти строго на запад, и лишь вдалеке слегка загнутый к северу, слева — на пролив и полосу коралловых рифов на расстоянии трех миль, уже у берегов Алофи. В паузах разговора можно было слышать успокаивающий мягкий рокот волн, равномерный, как метроном.
— Когда у нас с Микки романтическое настроение, мы встречаем здесь закат, — сообщила Чубби, передавая гостю большой стакан густого красновато–оранжевого сока.
— Если мою жену не носит где–то на другом краю Земли, — уточнил Микеле, — Вы даже не представляете, коллега, какая она непоседа.
— Не раскрывай наши тайны, — сказала она, — И не дискредитируй нашу семью. Я где–то читала, что британцы не одобряют женщин, оставляющих домашние дела ради работы. Кажется, у Олдингтона. Правда, у него описана 1–я половина прошлого века, но вдруг Макс консервативен и мы упадем в его глазах ниже дна Марианской впадины.
— Я не консерватор, — сообщил он, делая пару глотков из стакана, — И еще: я не хотел бы показаться невежливым, но не пора ли нам перейти от милого флейма к прозе жизни?
— К прозе жизни, — задумчиво повторила Чубби, — Вы пессимист, Макс. Сразу видно, что. вы выросли в стране, где примерно 250 пасмурных дней в году. Назвать жизнь прозой…
— Проза тоже бывает разная, — перебил Микеле, — Например, Экзюпери…
— Экзюпери это не проза, — отрезала она, — это поэзия без рифм. Макс, вы согласны?
Британец сделал еще пару глотков и поставил стакан на столик.
— Знаете, Чубби, я бы с удовольствием поговорил о литературе, но ваша служба похитила меня не ради этого, а ради некой операции, связанной с триффидами. Я бы хотел знать, о чем именно идет речь.
— Ну, что ж, — сказала она, и внезапным гибким движением, вскочила из шезлонга, — Будь по–вашему. Речь идет об одной маленькой стране в Транс–Экваториальной Африке. Как вы думаете, Макс, это — бедная страна или богатая?
— Рискну предположить, что богатая, — ответил он, — Иначе вы бы не задали этот вопрос.
— И вы чертовски правы! – объявила она, закуривая сигарету, — Она побольше Кувейта, поменьше Объедненных Арабских Эмиратов, и богаче их обоих, вместе взятых. У нее такие запасы полезных ископаемых, по сравнению с которыми аравийская нефть это мелкая монета, которая не стоит даже того, чтобы за ней наклоняться. Люди ходят по этому богатству, нищие и голодные. Им редко перепадает больше пол–доллара в день.
— А кому достаются полезные ископаемые? – поинтересовался Макс.
— Никому. Они так и лежат в земле, потому что из–за идиотской политики предыдущих десятилетий в стране такая обстановка, при которой все это невозможно добывать. В Меганезии создан пул коммерческих партнерств, цель которого – получить доступ ко всем этим богатствам примерно за 10 процентов рыночной цены. Свинство, верно?
— Как и вообще колониальная коммерция, — согласился британец, — Негры так и будут нищими. Ничего другого я не ожидал.
— Бедными, — поправила Чубби, — Если все это сработает, то средний доход на семью из четырех человек уже в следующем году будет около 5000 долларов, что соответствует примерно уровню годового дохода в Болгарии, если сравнивать со странами Европы.
— А что помешает вашим коммерсантам ограбить этих негров более радикально?
— Жажда наживы, — сказала она, — Рациональные инвестиции в развитие дают больший доход, чем вульгарный грабеж. Концлагерь с рабами и надсмотрщиками гораздо менее рентабелен, чем территория с самоподдерживающейся инфраструктурой и умеренно — образованным населением, работающим по контракту. Система давно известна. Для ее реализации в этой стране не хватает только оружия и пищи. С оружием нет проблем. Скоро его там будет столько, что можно перестрелять пол–Африки. С пищей — сложнее. Это должна быть не какая–то гуманитарная помощь, которая сегодня есть, а завтра нет. Это должен быть собственный источник, не зависящий от внешних политических сил.