— Вот, и вы тоже сразу наезжаете, — заметила она, — А я ведь ничего такого не сказала.
— Да, действительно… Извините, Лаэа. Похоже, вы правы. Мы переборщили с азартом.
— Мне нужен двухлитровый котелок с крышкой, — деловито сообщила Флер, — лучше если керамический. Еще — ложка и электроплитка.
…
Результатом последовавших кулинарных операций стал сладко–кисловатый фруктовый чай, казалось бы – совершенно безобидный. Никто не заметил ни малейших признаков опьянения. Наоборот, все немного взбодрились, как после чашечки хорошего крепкого кофе, а Токо и Лаэа даже вызвались сплясать tamure–ori – под аккомпанемент укулеле, на котором играл Уфти. Танцевали они с огоньком, по–деревенски. Потом Токо шепнул что–то на ухо Лаэа, она хихикнула, и оба стремительно исчезли, сообщив мимоходом, что мол «идем активно релаксировать, через часик – полтора — вернемся». Это, вроде бы, никого не должно было удивить: парочка студентов была известна в команде своей склонностью предаваться «активаной релаксации» почти каждый вечер, а иногда – и в середине дня.
Оставшиеся поболтали немного о всякой всячине, а затем Флер вдруг предложила Уфти на пару пойти, посмотреть, чем это там занимаются Токо и Лаэа. Такая недогадливость казалась очень странной для 13–летней океанийской девчонки. Можно было бы ожидать, что ей, в шутку, ответят: «деточка, они готовятся к чемпионату мира по художественной гимнастике, и лучше их не отвлекать». Вместо этого, Уфти, после некоторого странного замешательства, согласился, и оба исчезли в темноте. На берегу остались четверо.
Укулеле перешла к Данте. Для пробы, он спел английскую шуточно–психоделическую «I'm a Little Teapot», после чего Рибопо и Фэнг потребовали «настоящей музыки, чтобы танцевать», а именно: «Ia orana oe!». Эта старая песенка на таитянском диалекте утафоа, во–первых, очень заводная, во–вторых, перечисляет все острова архипелага Социете, а в–третьих, там такие простые слова, что ее можно запросто выучить, даже не зная языка.
Тем временем, в сотне метров дальше по берегу Уфти и Флер, обсуждали некую особую проблему. Они, разумеется, не собирались смотреть на «художественную гимнастику» студентов (вряд ли там можно было увидеть что–то принципиально новое, по сравнению с базовым набором Камасутры). Цель их прогулки состояла совершенно в другом.
— Для женщины очень важно, каким будет первый мужчина, — без предисловий сообщила Флер, — ну, ты понимаешь?
— Упс, — произнес «настоящий папуас», — Тебе, правда, кажется, что я – это то самое?
— Давай честно, — сказала она, — Если я не та девчонка, которая… В общем, тогда закрыли вопрос. Без обид, и все такое. А если…
— Да нет, ты очень красивая и… Дело в другом. Во–первых, ты уверена, что не рано?
— Уверена, — ответила Флер, — А что во–вторых?
— Ну… Не знаю, как это воспримут твои предки. Чубби, все–таки, наш капитан, а Микеле – ты знаешь, он мне здорово помогает по учебе. Будет жутко неудобно, если они решат, что я таким способом втираюсь в семью. Типа, как родич…
— По борту, — перебила она, — Я им просто не скажу.
Уфти почесал в затылке.
— Тогда… А ты уверена, что я – тот парень… Ну, я имею в виду, ты же про меня знаешь…
— Знаю. Вот послушай… Cначала положи руку вот сюда… Ты чувствуешь мой пульс?
— Да. Я бы сказал, он частый. Ты волнуешься или…
— Или… — снова перебила Флер, — Теперь я объясняю. Во–первых, что бы там не говорил папа, я чувствую что ты — не такой. Ты добрый, чуткий и нежный. У тебя не просто так было много женщин. Любая женщина это чувствует. И еще: ты столько раз бывал у нас дома, что я к тебе привыкла, и мне рядом с тобой спокойно. Понимаешь?
— А тебе правда спокойно? – спросил он.
Флер улыбнулась и провела ладошкой по его щеке, шее, груди, животу…
— Видишь, мне правда спокойно. Но у меня нет опыта, а у тебя – есть.
…
Когда доктор Линкс достаточно (по общему мнению остальных) преуспел в изучении таитянского диалекта, было решено перейти к местному, увеа–футунскому. Данте уже надоела роль музыканта, и он просто поставил диск местной студенческой неодиско–группы «Lafeti tutu» (зажигательный праздник), с мелодиями «kanga oe» (под которые надо «зажигать по–настоящему»). Фэнг и Рибопо были полностью готовы «зажигать». Данте перешел к этому состоянию немедленно, как только отложил в сторону укулеле. Линксу было сложнее: последний раз он участвовал в «team–sex bang» на фестивале в Гластонбери почти 20 лет назад, но бешено–заводная песенка «E mole ilo–i te au velahia!» (я не знаю, почему мне так жарко!) вместе с коварно действующей ромашкой–Бикини, спихнули груз этих двух десятков лет к чертям собачьим. Следом, туда же отправились традиционные британские представления о пристойности (с которыми, впрочем, Макс расстался гораздо раньше – когда привыкал к специфике жизни бристольского «hobo»).
…
Студенты, возвращаясь после «художественной гимнастики» и небольшого заплыва, остновились на тропинке перед выходом на пляж в легком недоумении.
— А ты говорил, что док Мак очень стеснительный, — вспомнила Лаэа.
— Это я со слов Микеле, — пояснил Токо, и одобрительно цокнул языком, — Ну, ребята отрываются, просто караул.
— По ходу, Микеле не секс имел в виду, — решила девушка, — Может, это про бизнес? Я слышала, в Старом Свете некоторые ученые стесняются требовать деньги за работу.
— Кстати, да, — согласился он, — Я тоже где–то читал. Европейские оффи так промывают мозги ученым, что тем кажется, будто сама научная работа это, как бы, уже награда.
— Вот–вот. Они этому свинству научились у коммунистов, после II мировой войны. Не у наших коммунистов, конечно, а у европейских. Кстати, а правда, что наши коммунисты принципиально make–love вот так, командой, а не попарно?
Токо отрицательно покачал головой.
— Ерунда. Семьи у них действительно командные, но секс обычно парный, а групповой — под настроение. Короче, как у нормальных людей. Ненормальное у них все, что вокруг работы и имущества. Это то, из–за чего я сегодня поцапался с девчонками. И еще у них такой обычай – стимулировать полиовуляцию, чтобы рождались кратные близнецы.
— Это все знают, — заметила Лаэа, — Дело не хитрое. Гонадотропин…
— Они пользуются натуральным миксом гонадотропинов из генно–модифицированного ямса, — уточнил Тока, — вообще, интересно будет спросить у дока Мака, может, он знает, кто автор этого генного фокуса. Сильная штука.
— Угу, — согласилась она, — Только я не понимаю, как они справляются с такой толпой близнецов. Ладно, двойня, но когда трое, четверо или пятеро – это же обалдеешь.
— Так у них же семья командная, — напомнил он, — дети общие. Не как в нормальной групповой семье–punalua, а совсем общие. Иначе действительно не справиться.
— А… Тогда понятно… Но это, по–моему, уже перебор. Получается, что у киндера ни своей мамы, ни своей бабушки. Как–то негуманно.
— Вот и мне это не нравится. Тут то же самое, что с лодкой или домом. Это должно быть свое, а не общее, иначе что–то наверняка пойдет неправильно…
Лаэа Лефао кивнула и еще раз глянула на кампанию на берегу.
— Во, отрываются. Слушай, они дока Мака не залюбят совсем? Это Данте у нас буйвол, а док – парень не спортивный, плюс ситуация с алкоголем. В смысле, сердце, сосуды…
Токо пожал плечами.
— Проблем быть не должно. Я позавчера проверял его кардиосканом – все ОК. Конечно, deep–diving и всякое такое, исключается по здоровью, но от секса ему не будет никакого вреда, кроме пользы.
— Ну и ладненько, — сказала она, — тогда, может, пойдем спать?
— Угу, — согласился он, — Тем более, завтрак, похоже, будем готовить мы. Больше некому.
— А Уфти?
— Уфти, как я понимаю, занялся работой с подросшим поколением.
— Ах, вот как, — протянула Лаэа.
— Но это между нами, — уточнил Тока, — Мало ли, как кто отреагирует, это же такое дело…
…
После всего, что было, они долго лежали рядом и молчали. Потом Уфти спросил: