— Но ведь это, должно быть, очень некачественные солдаты, — заметил Микеле.
— Очень, — подтвердила она, — Обычный взвод мотострелков ликвидирует батальон этих типов за четверть часа, не потяряв ни одного бойца, разве что – случайно. Но они, как правило, воюют не с регулярной армией, а с фермерами или между собой. Наркоман с автоматом сильнее безоружного фермера – неравенство, на котором стоит эта система.
— А фермерам не приходило в голову купить автоматы?
— Это пришло в голову кое–кому другому, — сообщила она, — рядом с тобой валяется мой комбез. Вытащи то, что находится в большом кармане на правом боку.
Микеле порылся в складках комбинезона и извлек оттуда нечто вроде пластмассового игрушечного пистолета, сделанного зачем–то не меньше, а больше настоящего, и к тому же, довольно тяжелым, никак не легче килограмма.
— Если это для того, чтобы пугать наркоманов, то я бы сделал что–то более похожее на американский М–16, — заметил он, — Их все видели по TV. А эта штука не внушает…
— Это — пистолет–пулемет «Spagi», — перебила она, — дай его сюда.
Чубби взяла игрушку в руки и быстро разобрала на детали, разложив их в ряд на столе. Финальным аккордом был стандартный 5,56–мм патрон, извлеченный из коробчатого магазина для полной убедительности
— Так он что, настоящий? — удивился Микеле.
— Еще бы. Бандита–морфиниста нельзя испугать. Его можно только убить. Spagi далеко не лучшая модель такого рода, зато она самая простая и дешевая в производстве. Работает на самых дешевых массовых малокалиберных патронах, которые продаются где угодно, как спортивные. Плюс – сходство с игрушкой. Оно, между прочим, обмануло не только тебя. Мы поставили в Мпулу 5000 единиц — это стоило менее ста тысяч фунтов. Они дешевле, чем многие игрушечные пистолеты. В этом есть что–то забавное, не правда ли?
— Наверное, если иметь специфическое чувство юмора, — проворчал Микеле, глядя как его жена собирает жутковатую игрушку в боевое состояние, — Но я не понимаю, чем могу тебе помочь. До того, чтобы выращивать автоматы, как маис, агробиология пока не дошла.
— Автоматов и так хватит, — ответила она, — Людям надо не только стрелять, но и кушать.
— Я так понял, что если фермеров не будут грабить, то они легко прокормятся.
Чубби покачала головой.
— Фермеров всего полмиллиона, если считать с семьями. А полтора миллиона не имеют ферм. Они просто вымрут от голода. Точнее, они пойдут штурмовать фермы, и начнется такое, что лучше было не затевать эту историю.
— Подожди, — сказал он, — а раньше–то эти полтора миллиона чем питались?
— Гуманитарной помощью, разумеется.
— И что им помешает питаться ей и дальше?
— То, что теперь ее не будет, — объяснила Чубби, — Гуманитарная помощь дается не просто так, а в обмен на некоторые вещи, одной из которых является устойчивый сбыт морфина. Когда полковник Нгакве со своей фермерской милицией зачистит морфиновые армии, сбыт упадет, и спонсорам будет неинтересно поставлять гуманитарную помощь. Вот так.
— Любимая, ты же не будешь утверждать, что гуманитарная помощь поставляется только ради сбыта морфина.
— Не только, — согласилась она, — Большую роль играет также человеческий фактор.
— В смысле, гуманитарные соображения? — спросил Микеле.
— Нет. В смысле, торговля людьми. Кого–то продают на запчасти: органы, кровь, и прочее, но в основном – просто в рабство. Очень мощные гуманитарные программы у исламских фондов. Им нужны мальчики–подростки в отряды «воинов джихада». Девочки–подростки — это ходовой товар для секс–индустрии. Совсем маленьких детей продают на подпольном рынке усыновлений и на рынке запчастей. Но главным гуманитарным бизнесом уже 5000 лет остается работорговля. Рынок дешевых разнорабочих для портов в странах ЮВА, и для рудников в той же Африке, откуда поставляют металлургическое и химическое сырье в Северную Америку и Европу. Глянь отчеты ООН, если тебе интересно. Там про это есть. Ну и, разумеется, десятки миллионов сверхдешевых гастарбайтеров для развитых стран. Формально, они даже не рабы. Торговля ими – как бы, легальный бизнес. Вот, ради всего этого, во второй половине XX века и дали независимость странам Центральной Африки.
Микеле допил кофе и задумчиво посмотрел на дно пустой чашки.
— До чего же интересная изнанка у нашего замечательного века… Скажи, любовь моя, а что забыла твоя замечательная организация в этом Мумбо–Джумбо?
— Мпулу, — мягко напомнила Чубби, снова наполняя его чашку.
— Спасибо… Конечно, в Мпулу. Так что?
— Литий, бериллий, уран и торий, — ответила она.
…
=======================================
5 – ТЕКУЩИЙ МОМЕНТ.
Дата/Время: 1 сентября 22 года Хартии. День.
Место: Центральная Меганезия, Тинтунг.
По дороге Кенгуру – в Лантон–сити
=======================================
— — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — -
Жанна Ронеро, Green world press. Репортаж №3.
Алюминиевая революция. Столица произвола
— — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — -
Въездной контроль в Меганезии занимает примерно 10 секунд для иностранцев и 5 для граждан. Такое впечатление, что тут никого не интересует, кто и зачем въехал в страну. Электронный фейс–контроль и штамп. Все. Декса мы потеряли на входе в зал прибытия: девушка — melano (видимо, меганезийская часть его экипажа) схватила его, как оса — гусеницу и тут же уволокла куда–то. Он успел лишь махнуть нам рукой и крикнуть «Встретимся на Аитутаки». Таири и Хаото крикнули «Aloha viti!», и переключились на меня. Таири взяла трицикл в автоматическом rent–сar, и мы двинулись на экскурсию.
…
Тинтунг, на котором расположена столица Меганезии — это атолл, в который входят три крупных острова: южный Мотуко, северный Вале и западный Катава. Они образуют треугольник со сторонами примерно по 6 миль вокруг поразительно красивой лагуны. Мотуко и Вале соединяет «Дорога Кенгуру» — дугообразная дамба, примерно четверть мили шириной и 3 мили длиной, построенная поверх барьерного рифа. Название было придумано в конце 2–го года Хартии, после «Битвы за директиву судьи Малколма».
В тот год бурные экономико–социальные процессы, вызванные технической политикой правительства Иори Накамура, привлекли в страну множество гастарбайтеров, часть которых (т.н. дешевые чернорабочие) были мусульманами из бедных восточных районов Индонезии и Малайзии. Как часто бывает в подобных случаях, часть кварталов трущоб, существовавших тогда вокруг морского порта и аэропорта на острове Мотуко, мгновенно превратились в исламский анклав. Жители трущоб, не склонные к этой религии, вдруг обнаружили, что на улице опасно торговать свининой и алкоголем, а женщина, выходя из дома с не особенно прикрытым телом, или даже просто с открытым лицом, рискует быть избитой. Плюс к этому, мусульманские кварталы порождали огромное количество грязи. Другие кварталы трущоб тоже не были особенно чистыми, но там соблюдалась кое–какая гигиена, а здесь кучи пищевых отходов гнили прямо на улице. Последней каплей стал поджог исламистами одного из Y–клубов (меганезийской разновидности дома свиданий). Жители обратились в местный суд, а тот запросил разъяснение у Верховного суда.
Так появилось постановление Верховного суда, названное по имени автора его проекта, «Директивой судьи Малколма». Оно содержало, в частности, следующий принцип:
«На территории и в акватории Меганезии запрещается распространение и демонстрация политических и религиозных убеждений, требующих ограничить свободу жителей сверх ограничений, записанных в Великой Хартии или следующих из нее. Любые покушения такого рода, в т.ч. соучастие в ассоциации с подобными целями – это попытка учредить государство. Она должна пресекаться высшей мерой гуманитарной самозащиты».