— По инструкции: «Если исламист медлит с выполнением приказа: дать очередь поверх головы. Если исламист не выполнит приказ после этого: открыть огонь на поражение».
— Откуда известно, что он исламист? – удивленно спросила канадка, глядя на экран.
— А по–твоему, он похож на Микки–Мауса? – съехидничала Бимини.
На Микки–Мауса «Крот» был, разумеется, не похож. На вид — лет 27. Одежда, типичная для разнорабочих из стран Южной Аравии и Африканского Рога. Характерная арабская внешность. Сейчас он сидел на палубе и поспешно раздевался.
— По инструкции, — продолжала объяснять Рити, — исламист должен снять всю одежду, и выложить все содержимое карманов, сумок, и кошельков, после чего связать себе ноги и отодвинуться от своих вещей на 5 метров. Только потом с ним можно работать.
— У них бывают бомбы в поясах, сумках и потайных карманах, — добавила Поу, — так что, первое, чему учат на резерв–сборах, это выбирать дистанцию, чтобы если он подорвется, то тебя не зацепило осколками. Наши мальчишки все делают правильно.
— Но из того, что он – мусульманин, не следует, что он — террорист, — заметила Жанна.
— Это теоретически, — сказала Рити.
— Если он в этот раз не взял с собой бомбу, – добавила Бимини.
— Он мог оставить бомбу в контейнере, — уточнила Поу, — смотрите, Динго полез туда проверять… Joder! Надеюсь, он сделает это достаточно осторожно.
— Слушайте, я пойду туда, — сказала Жанна, — По–моему, он совсем не террорист.
— Все может быть, — согласилась Рити, — Летающие тарелки, морской змей и мусульмане — нетеррористы. Жизнь полна чудес.
Процедура «подготовки к работе» завершилась. «Крот» сидел, прислонившись спиной к стене надстройки, совершенно голый, со связанными шнуром ногами. Одежда, обувь и вещи из карманов лежали на палубе, и Эрче что–то там искал. Кианго и Торин держали «крота» на мушке, и по всему было видно: при любом подозрительном движении, они сделают из парня решето. Он, похоже, это понимал, и старался не двигаться вообще.
— Я все посмотрел! – раздался из контейнера глухой голос Динго, — Там только пустые канистры из–под питьевой воды, пакеты от арахиса, и насрано. Бомбы, похоже, нет.
— А комбайны? – крикнул Эрче.
— Все шесть целы, никаких проблем!
— ОК, закрывай контейнер и иди сюда. Интересные бумаги у этого террориста.
— Я не террорист, — произнес «крот», — Я беженец. Меня зовут Анвар Фаюм. Дайте воды.
Он говорил на «basic–en» с сильным акцентом, и очень хрипло, но вполне разборчиво.
— Не греби нам мозги, — ответил шкипер, листая тонкую книжечку в зеленой обложке с золотистым тиснением и сине–белым рисунком в центре, — Такой сомалийский паспорт можно купить за 300 баксов.
— Я не вру. Я сомалиец, из Харгейсы. Я не покупал этот паспорт. У нас у всех такие.
— Как ты попал в этот контейнер?
— Я бежал в Джибути. Нанялся моряком на танкер в Бомбей. Там в порту нашел «Star of Mumbai», рейс в Паго–Паго. Залез в контейнер. Дайте воды. Я не пил два дня.
Жанна прошлась до камбуза, принесла 2–литровый тетрапак с яблочным соком и хотела передать ему, но шкипер мягко остановил ее, взял тетрапак и бросил Анвару на колени. Следующие несколько минут парень пил. Маленькими глотками. Медленно.
— У него было 30 литров воды, — сообщил Динго, успевший спуститься на палубу, — Этого вполне могло хватить на перегон Бомбей – Паго–Паго.
— Получается, он жил в контейнере почти две недели, — заметил Торин.
— 16 дней, — сказал Анвар, — Я думал, контейнер откроют в Паго–Паго, но его перегрузили. Потом у меня кончилась вода. Потом его еще раз перегрузили.
Динго подобрал из кучи вещей маленький металлический диск.
— Хэх… Типа, армейский жетон. Чей это?
— Мой, — ответил Анвар, — Я воевал. Шесть лет назад. В Джуббаланде, на юге.
— Шкип, я пойду, сменю кого–нибудь из девчонок, — сказал Кианго.
— Да, верно, — ответил тот, — Тут нас троих более, чем достаточно. И дай радиограмму в полицию: наш «крот» — исламист с сомалийским паспортом. Так, на всякий случай.
— ОК, шкип, — ответил Кианго, и отправился на мостик.
Динго выудил из кучи вещей бумажник и начал изучать его содержимое.
— Хэх… Сомалийские шиллинги. Джибутийские франки. Южноафриканские рэнды. Американские доллары… А почему нет индийских рупий?
— Мне было не надо. В Бомбее я не выходил из порта.
— А почему не выходил? – спросил Торин, — Ты мог бы попросить убежище в Индии.
— Не годится, — возразил Анвар, — Меня бы выдали.
— Не греби мозги, — сказал Эрче, — Индия не выдает беженцев.
— Меня бы выдали, как преступника. А Меганезия никого не выдает в исламские страны. Совсем никого. Поэтому мне надо было сюда.
Жанна повернулась к Торину.
— Это что, правда? Если я где–нибудь в Иране ограблю банк, перестреляв там дюжину клиентов и сотрудников, и смоюсь на Таити, меня и тогда не выдадут?
— Не выдадут, — подтвердил он, — Правда, тебя закатают на каторгу, но здесь.
— Могут и не закатать, — уточнил Эрче, — Сю Гаэтано из «Новых Красных Бригад», та, которая устроила теракт Риме, живет у нас, на Тепи. Могу познакомить.
— Познакомь, это интересно. Но при чем тут ислам?
— Для Хартии и для нашего суда без разницы, какая именно теократия, — пояснил он.
— А ты тоже кого–нибудь взорвал? – поинтересовался Динго у Анвара.
— Я любил не ту женщину, которую разрешено, — ответил тот.
— И из–за этого Индия выдала бы тебя, как преступника? Ты гонишь, парень.
— Я говорю правду. Меня бы потребовали за изнасилование.
— Если ты ее изнасиловал, это меняет дело, — холодно заметил Эрче.
Анвар медленно покачал головой.
— Это была бы ложь. Мы с Рагди любили друг друга. Но она принадлежала мужу. У него очень большое влияние там, в Харгейсе. За наш поступок по шариату бывает раджм.
— Про Шариат я слышал, — сказал шкипер, — а про раджм…
— Это когда бьют камнями до смерти, — перевел Анвар, — Рагди убили так. С ней умер наш ребенок, который не успел родиться. А я бежал. Если бы я мог что–то сделать… Но как? Может быть, мне надо было тоже умереть. Может быть, я — трус. Не знаю…
— Если они ее убили за это, то как они могут предъявить тебе изнасилование?
— Так, — ответил он, — Если женщину изнасиловали, ее тоже бьют камнями. Нет разницы.
— Вот, говно, — сказала подошедшая Бимини, — Это где такое?
— Этот парень говорит, что в Сомали, — ответил Торин.
— И это правда, — добавила Жанна, — Я читала об этом. Шариат…
— Но из этого не следует, что он говорит правду про все остальное.
— Проверьте, — сказал он, — Меня ищут. В интернете за меня, наверное, уже дают большие деньги. Тысячу долларов, или даже две. Есть сайт полиции Северного Сомали.
Бимини молча прошлась на мостик, вернулась с ноутбуком, уселась по–турецки прямо на палубе, и принялась щелкать клавишами.
— Свисни, если увидишь что–то по теме, — сказал ей Эрче. Она утвердительно кивнула.
Жанна пристально посмотрела на сомалийца.
— Почему вы не сбежали вдвоем?
— Потому, что не успели.
— Что ты будешь делать в Меганезии? — спросил Эрче, — В смысле, если ты не врешь. Если ты врешь, то вопрос неактуален – тебя сегодня же расстреляют.
— Это понятно, — Анвар кивнул, — Если я вру, то меня расстреляют.
— Ты не ответил на мой вопрос.
— Что я буду делать? Буду как–то жить. Найду какую–нибудь работу. Крышу над головой.
— Тебе все равно, чем заниматься? – удивился Кианго.
Тот пожал плечами.
— Я автомеханик. Могу ремонтировать. Крутить гайки. В армии я тоже был механиком. В Джибути я отремонтировал мотор американского катера. Мне дали двести долларов.
— Значит, ты просто найдешь работу, будешь жить, и все?