И когда в последнюю минуту
Счастье над моею головой
Со стремительностью парашюта
Распахнуло купол голубой,
Дрогнула душа, как от удара:
Разве счастьем нужно обладать?
Вот сиянье ангельского дара,
Озаряющая благодать!
Год ли, день ли, час… Легка утрата,
Если память радостно-легка.
И — конец лучистого каната
Выпустила твердая рука.
II. «Из синих просторов слетело оно…»
Из синих просторов слетело оно
В раскрытые, жадные руки,
Где гаснуть и гибнуть ему суждено,
Проходя сквозь земные муки.
Но чтобы не исказились черты
Томленьем, страхом и болью,
Не тронув сияющей чистоты,
Отпусти свое счастье на волю.
И грусть, и радость, и вздох вослед…
Ни горечи, ни сожаленья,
Но легкость и чистый, прохладный свет
Отлетающего виденья.
III. «Оставляю, все оставляю…»
Оставляю, все оставляю,
Только память о счастье несу.
Ясный вечер благословляю,
Тишину, прохладу, росу…
Теплый ветер летит за мною,
На пригорке березы шуршат,
А на небе огнистой стеною
Небывалый растет закат.
И душа так полна и богата,
Словно мне суждено на пути
В золотые ворота заката
Между черных елей войти.
«Мы теряем любимые вещи…»
Мы теряем любимые вещи,
Мы привычных лишаемся благ
И не сразу смутный, но вещий
Понимаем нам поданный знак.
Только каждый раз от потери —
Дуновение, холодок
Из слегка отворившейся двери,
Неожиданный в сердце толчок.
Мы не знаем, еще не знаем,
Отчего холоднее нам,
Но и сами уже остываем
К милым прежде и теплым вещам.
Отрекайся, душа, понемногу
От любви осязанья слепой
И готовься в большую дорогу,
Где лишь звезды и ветер пустой.
1837
Шагами рыхлый снег измят.
За рощей — сумрачный закат.
Уж в вечность день отходит.
И на поляне черный рок
Рукою каменной курок
У пистолета взводит.
И дрогнул воздух. Снег с ветвей
Летит на плечи, в тень кудрей,
Скрывающих стихию.
В снег опускается рука,
Которой суждено: века
Благословлять Россию.
Из дневника
I. «Как цедят воду сквозь песок и уголь…»
Как цедят воду сквозь песок и уголь,
Чтобы достичь прозрачности кристальной,
Так мне хотелось бы, сквозь долгий искус
Молчанья добровольного пройдя,
Сказать немногие слова однажды,
Очищенные от случайной мути,
О самом главном и неуловимом,
О самом трудном, тайном и простом.
Чего никак не выразить словами,
Что можно лишь почувствовать порою
Неясно брезжущим в душе просветом
И вдруг с внезапной силой ощутить
От шума сосен, от сырого ветра,
Качнувшего сухой бурьян шуршащий,
От потускневшего заката в небе,
Прорезанном лиловой, длинной тучей,
От вышедшей из облаков звезды…
Застынешь, вглядываясь, узнавая,
И молнией блеснет воспоминанье
О дивном знании первоначальном,
Забытом позже, искаженном, смытом
Волною повседневных мелочей,
Воспоминание о том, что небо
Дает земле, о смысле нашей жизни.
II. «…На скалах, по дороге в Мункснэс…»
…На скалах, по дороге в Мункснэс
В сырое, пасмурное воскресенье.
Ноябрьской оттепелью пахнул воздух
Листом лежачим, тающим болотом.
Шли волны по заливу серым стадом,
Шли люди под горою вереницей.
Кружилась чайка над волнами. Ветер
Шумел в кривых и коренастых соснах.
Набухшие с ветвей срывались капли
На талый снег… И было все похоже
На детскую игру, где нужно части
Затейливо-разрезанной картины
Сложить в одно, чтобы понять значенье.
Но не было ни смысла, ни разгадки.
И вдруг из близких окон ресторана
С тропическим названьем «Миссиссиппи»
Воззвал пророком громкоговоритель,
И вырвался на волю трубный ветер.
Скрипичный вихрь за ним поднялся к небу,
Поплыли медленно виолончели,
И музыка заполнила пространство —
Легла на море, небо охватила,
Прошла сквозь тучи и оттуда с ветром
Окрепшая летела вниз, на скалы.
И тусклый мир преобразился. Волны
И медленно взлетающая чайка,
И проходящие над морем тучи
Со свежею голубизной в прорывах —
Все обрело гармонию в движеньях,
Участвуя в симфонии единой,
Дыша одним дыханием согласным,
Сливаясь в цельный, неделимый образ,
И стало ясно: музыка — душа
И смысл, и оправданье мира.
III. «…И снова Пятница страстная…»
…И снова Пятница страстная.
В весеннем небе год смыкает круг.
И главное не то, что было за год,
А то, что вновь стою у Плащаницы,
И в чаще свеч горит моя свеча.
Под скорбные и сладостные звуки,
Протяжное взыванье «Святый Боже»
Выходим из притвора. Осторожно
Спускаемся по каменным ступеням,
От сквозняка рукою прикрывая
Испуганное пламя жарких свеч,
И вот уж каблуки уходят мягко
В разрыхленную оттепелью землю,
И между черных лип, над фонарями
Прозрачно зеленеет небо. Тяжко
Срываются над нами с колокольни
Надтреснутые, редкие удары
Колоколов святого погребенья,
И Плащаница огибает церковь,
Плывя в дыму, в сиянии и в розах…
И этот запах ладана и роз,
Дымка от свеч и тающего снега,
Ожог ладони от свечи палящей,
Весенняя податливость земли,
И скорбный символ темной Плащаницы,
Над нами поднятой, и ясность неба,
И жалоба стихающего хора
Под приглушенный стон колоколов —
Все входит в душу светлою печалью.