— Значит, я изменю голос и походку, — упрямо заявил Хейдон.
— Нет, — решительно сказала Женевьева. Хотя присутствие Хейдона в тюрьме придало бы ей сил, но риск, что в нем опознают лорда Рэдмонда и снова отправят в камеру, был слишком велик. — Один из членов моей семьи уже попал в тюрьму, и я не хочу, чтобы и вас тоже арестовали.
— Тогда с вами пойду я, — предложил Джек. — Я объясню им, что Шарлотта не имеет ничего общего с кражей. Пускай они арестуют меня. Старик Томпсон и этот ублюдок, констебль Драммонд, только обрадуются. Меня высекут и отправят в исправительную школу. Так мне и надо. Что бы со мной ни сделали, я могу лучше позаботиться о себе, чем Шарлотта.
Женевьева удивленно смотрела на Джека. Его серые глаза сверкали решимостью, а руки были сжаты в кулаки. Она и раньше знала, что Джек способен сочувствовать другим. Он ведь рисковал своей свободой, помогая бежать Хейдону. Тем не менее его готовность пожертвовать собой ради Шарлотты глубоко ее тронула.
— Боюсь, что не могу тебе этого позволить, Джек. Я знаю, ты хочешь помочь Шарлотте, но я не верю, что начальник согласится отпустить ее и забрать тебя. Чего доброго, тебя просто арестуют тоже, и тогда придется беспокоиться за вас двоих. Я верну драгоценности и объясню мистеру Томпсону и констеблю, что у них больше нет причин задерживать Шарлотту. А когда она вернется домой, — закончила Женевьева, сурово глядя на удрученных детей, — мы поговорим о вашей попытке обокрасть мистера Инграма.
Констебль Драммонд смотрел на Женевьеву с притворным сочувствием. У него были необычайно большие руки с длинными и не совсем чистыми ногтями. Жирные волосы также свидетельствовали, что этот человек не особенно следит за собой. Правда, черные бакенбарды он причесывал, но они явно нуждались в стрижке. Женевьева давно понимала, что у него нет ни жены, ни любовницы, но только теперь, сидя напротив него в кабинете начальника тюрьмы и чувствуя неприятный запах, исходящий от его немытого тела, она осознала, что узкие рамки безрадостной жизни констебля вообще не предполагают интереса к противоположному полу.
— Я уверен, мисс Макфейл, вам совершенно ясно, что участие обвиняемой в жестоком нападении на мистера Инграма, а также лорда и леди Струзерс полностью аннулирует любое ваше соглашение с мистером Томпсоном относительно опеки над ней. — Констебль Драммонд не улыбался, но Женевьева знала, что сказанное доставляет ему удовольствие.
— Нет, нет, Шарлотта ничего не украла и ни на кого не нападала, — возразила Женевьева. — Так как я вернула все пропавшие вещи и намерена полностью компенсировать мистеру Инграму понесенный им ущерб, то все проблемы, по-моему, решены. Не вижу причин для дальнейшего задержания Шарлотты. Если вы проводите меня к ней, я заберу ее домой и сама разберусь в этой истории.
— К сожалению, мисс Макфейл, ситуация не так проста, — сказал Томпсон, нервно теребя бороду.
Начальник тюрьмы сознавал, что серьезное преступление, совершенное одной из девочек, которую он всего год назад поручил заботам Женевьевы, против влиятельных жителей Инверэри, не пойдет на пользу его карьере. Учитывая недавний побег лорда Рэдмонда, ему придется объяснять свои неудачи тюремному совету. Поэтому сейчас важно продемонстрировать, что он понял всю серьезность недавних промахов и принимает меры к тому, чтобы они никогда не повторились.
— Шайка воров, ограбивших магазин мистера Инграма, похитила очень редкие и дорогие ювелирные изделия. При этом они напали на лорда и леди Струзерс, двух самых видных жителей Инверэри. Лорд Струзерс сообщил, что его жена серьезно пострадала. Ее осматривал доктор Хейс и прописал ей полный покой и постельный режим, по крайней мере в течение месяца, чтобы излечиться от истерии и других последствий происшедшего.
Женевьева закусила губу, стараясь удержаться от каких-либо замечаний. Джейми рассказал ей, как он случайно налетел на леди Струзерс, когда ее муж подцепил его тростью. Женщина, которая может позволить себе роскошь в течение месяца пребывать в постели, после того как ее сбил с ног восьмилетний мальчик, не вызывала у нее ни малейшего сочувствия.
— К тому же обвиняемая не желает оказывать содействие в расследовании, что свидетельствует о ее моральной неустойчивости, — добавил констебль Драммонд, — Она отказывается назвать имена ее сообщников, несмотря на мои уверения, что в таком случае судья отнесся бы к ней более снисходительно. Конечно, мы пришли к выводу благодаря описаниям мистера Инграма, что другие дети, участвовавшие в нападении, также являются вашими подопечными, но лучше, если бы девочка это подтвердила.
Женевьева с удивлением посмотрела на него.
— Вы ожидали, что Шарлотта будет обвинять своих братьев и сестер?
Констебль презрительно скривил губы, словно считая нелепой подобную характеристику остальных детей.
— Я говорю, что, если бы эта девочка проявила бы хоть каплю раскаяния, оказав мне помощь, я бы поверил, что есть надежда на ее перевоспитание в вашем доме. Теперь же я могу только считать, что наилучшей мерой для всех участников этого преступления будет длительное пребывание в тюрьме и исправительной школе. Хотя я решил не предъявлять обвинения другим соучастникам преступления, девочка должна понести наказание. Общество не может позволить опасным преступникам безнаказанно сеять страх и тревогу.
— Мы говорим об одиннадцатилетнем ребенке, — напомнила Женевьева. Быстро растущий страх помогал ей сдерживать гнев. — Едва ли ее можно назвать опасным преступником.