Несмотря на то что он не собирался ни в коем случае выходить из себя, Хейдон не смог больше сдерживаться.
— Тебе лучше знать об этом, Винсент. В конце концов это ты довел ее до смерти.
— Заткнись, проклятый ублюдок! — зарычал Винсент. — Ты ночь за ночью спал с моей женой в пьяном угаре, не думая, что в результате вашей грязной похоти на свет может появиться ребенок! Ребенок, который для тебя был всего лишь пролитым семенем. Ты позволял выдавать Эммалайн за мою дочь, радуясь у меня за спиной собственной ловкости! Ты не имеешь права даже произносить ее имя!
Во взгляде Винсента горел гнев, но за ним крылось и нечто другое. Хейдон был слишком поглощен собственной злостью, а также страхом за Аннабелл и остальных, чтобы замечать это. Но Женевьева сразу все поняла. Годы заботы об израненных душах ее детей помогли ей увидеть мучительную боль, которая таилась за жгучей ненавистью Винсента к Хейдону. Как бы она ни ужасалась поступкам этого человека, угрожавшего Аннабелл и Хейдону, ее невольно трогала эта боль.
— Думаешь, что ты лучше меня, Хейдон? — свирепо продолжал Винсент. — Что твое поведение безукоризненно? Или ты вообразил себя героем, искренне любившим Эммалайн?
— Я любил Эммалайн достаточно, чтобы попытаться спасти ее от тебя, Винсент, — отозвался Хейдон, которому было все труднее сохранять внешнее спокойствие. — Достаточно, чтобы хотеть признать ее своей дочерью и заботиться о ней, покуда я жив. Но ты отказал мне — не из-за любви к Эммалайн, а желая наказать ее за то, что она моя дочь, а не твоя.
— Эммалайн никогда не была твоей! — Хриплый вскрик Винсента походил на рев раненого животного. — Она принадлежала мне!
— Конечно, и ты обращался с ней крайне жестоко. Ты хотел показать всему миру, что она твоя собственность, которую ты волен лелеять или разрушать. И ты выбрал последнее, бессердечный мерзавец! Ты мучил ее, отказывая ей даже в простой ласке, покуда она больше не смогла терпеть такое отношение. Ты убил Эммалайн, Винсент, как если бы сам бросил ее в пруд и держал ее голову под водой, пока она не захлебнулась…
— Довольно, Хейдон.
Голос Женевьевы врезался в его гневную тираду подобно бритве. Хейдон умолк и с удивлением посмотрел на нее. Но внимание Женевьевы было сосредоточено на Винсенте, который вцепился в Аннабелл так, словно нуждался в ее поддержке, но он все еще держал пистолет у ее виска.
— Прошу прощения, лорд Босуэлл, — мягко заговорила Женевьева. — Лорд Рэдмонд едва ли это понимает, но вы ведь очень любили Эммалайн, правда?
В комнате воцарилось молчание. Винсент ошеломленно уставился на Женевьеву.
— Я это чувствую, — настаивала она. — Вы любили ее и, когда она умерла, едва смогли это вынести.
Все ожидали ответа Винсента.
— Она… была для меня… всем, — наконец сказал он, с трудом выдавливая из себя каждое слово.
— Грязная ложь! — воскликнул Хейдон. — Если бы ты любил ее, ты не смог бы так легко от нее отказаться.
— Для вас было невероятно тяжело узнать, что она не ваш ребенок, — продолжала Женевьева, не сводя глаз с Винсента, как будто, кроме него, в комнате больше никого не было.
Винсент не ответил.
— Но гнев и боль ослепили вас, и вы пытались вырвать ее из вашего сердца.
Он молча смотрел на нее, борясь с демонами, терзающими его душу. Наконец из горла у него вырвался звук, похожий не то на смех, не то на рыдание.
— Моя жена смеялась, сообщая мне об этом. Она назвала меня глупцом. Ведь я в течение пяти лет называл своей дочерью чужого ребенка.
— Это не делает вас глупцом, лорд Босуэлл, — возразила Женевьева. — Вы любили ее — значит, она была вашей дочерью.
Винсент покачал головой.
— Я не был ее отцом.
— По крови — не были. Но самые крепкие семейные узы куются не из крови. Можете спросить любого из моих детей.
Он беспомощно посмотрел на обращенные к нему детские лица.
— Эммалайн была ни в чем не виновата. Разве она могла отвечать за тех, кто произвел ее на свет, — продолжала Женевьева. — Вы поступали дурно, наказывая ее. Но вы сами в этой истории были жертвой. Я не верю, что вы хотели довести Эммалайн до отчаяния. Ваша любовь к ней стала причинять вам боль, поэтому вы воздвигли между вами стену. А она не смогла этого вынести. Вы не понимали ее чувств и не хотели ее смерти.
— Да, я не понимал, насколько Эммалайн легко ранима, — признался Винсент. В его глазах мелькнуло сожаление, и он слегка ослабил хватку, словно опасаясь, что Аннабелл тоже может оказаться более хрупкой, чем на первый взгляд. — Я думал, что она просто отвернется от меня и станет любить кого-нибудь другого. Или вообще никого не станет любить. Я убедил себя, что это к лучшему. Я боялся, что Эммалайн рано или поздно узнает правду. Мне казалось, что ей будет легче это перенести, если она не будет постоянно цепляться за мою руку. Я погубил ее. — Он посмотрел на Хейдона. — Но ты виноват не меньше меня. Ты зачал ее вместе с женщиной, которая была не способна испытывать нежность к собственному ребенку. Конечно, она обязательно сказала бы мне, кто настоящий отец Эммалайн. Просто со злости. Кассандру не заботило то, как это открытие подействует на дочь. Вместо того чтобы любить и оберегать девочку, она завидовала ее дружбе со мной. Ей хотелось наказать меня, а заодно, хотя это выглядит непостижимым, и Эммалайн — думаю, потому, что она постоянно напоминала ей о тебе. — Его голос стал резким. — В тот день тебе следовало схватить Эммалайн и забрать ее с собой. Если бы ты так поступил, моя дочурка была бы сейчас жива.