— Так вот. Судья этот был таким же простым смертным, как и мы с вами, и поддался искушению. В тот приснопамятный вечер он, так сказать, поддался искушению дважды, однако заплатить согласен был лишь за один раз. Если в двух словах, между сторонами возник спор по контракту. Спор по контракту продолжился на улице, прямо перед обиталищем почтенной мисс Ляру, причем последняя на тот момент была в костюме Евы. И в этот момент, представьте себе, там прогуливался не кто иной, как преподобный…
Мимо прошел официант с бокалами на подносе. Судья дернулся было, чтобы взять себе новую порцию, но промазал и, описав по инерции полукруг, попытался ухватиться за спинку стула, чтобы удержаться на ногах. Однако и это ему не удалось: толстяк потерял равновесие и рухнул головой вперед на самый край стеклянной столешницы. Сигара, вертясь, улетела куда-то в ночь. Стекло задребезжало — и судья застыл. На плиты у мангала потекла кровь.
Вики прикрыла рот рукой.
Нелл опустилась на колени возле неподвижного судьи и услышала его слабое дыхание.
— Ну и мудак же, — фыркнул Кирк.
— Кирк, — Дюк угрожающе повысил голос, — тут где-то должен быть доктор Хирш.
— Хочешь, чтобы я пошел его поискал?
Нелл успела поднять глаза как раз вовремя, чтобы поймать напряженный взгляд, которым Дюк прожигал брата.
Уже ночью, лежа в постели, Нелл почувствовала на спине прикосновение Клэя. Она повернулась и промычала что-то нечленораздельное.
— Я тебя разбудил? — тихо вымолвил он.
— Скорее возбудил.
Он поцеловал ее в губы, в шею, затем опустился ниже. За этим последовало несколько бесконечных минут, которые она провела в далеком месте, где не было ни мыслей, ни рассудка, ни познания — лишь блаженство, способное одновременно собираться в точку и расширяться во все стороны.
После он прошептал:
— Я люблю тебя.
— И я тебя.
— Все будет хорошо.
— А что с Норой?
— Мы с ней поговорим, поговорим долго и обстоятельно. Она придет в себя.
Они лежали рядом, смыкаясь каждым изгибом, точно две ложки. Они были близки во всех возможных смыслах. Нелл услышала шум воды в трубах и поняла, что дочь не спит. Глянула на часы. Ей вспомнились глаза «Предсказательницы» кисти Караваджо — незваные, недоступные пониманию.
Глава 10
Пирату снился Господь. Господь обращался к нему своим чудесным громоподобным гласом. Пират слышал гром Господний во сне и не боялся его. Почему? Потому что он творит великие дела и смертным не постичь его величия. Ибо велел Он снегу: падай на землю; велел он падать и дождю, и ливню. Ливень, дождь Божественной силы… Пират засыпал под звуки ливня, Господь насылал на него потоп за потопом. Представить Бога было несложно: вихрь, внутри которого — незримый лик. Вода все лила, но Пират лежал на нарах в тепле и сухости.
— Эй, ты там не помер часом? Просыпайся, мать твою.
Пират повернулся на другой бок, привстал и увидел крупного охранника с дредами. Обычно — но не сегодня — тот говорил спокойно.
— И надень свою сраную повязку. Никому неохота смотреть на тебя в таком виде.
Пират на ощупь нашел повязку возле себя. Она порой соскальзывала во сне, но все охранники прежде мирились с этим неприглядным зрелищем.
— Давай пошевеливайся, — прикрикнул охранник. Голос его отнюдь не стал добрее — скорее наоборот.
Пират нацепил повязку на место.
— Я не подавал заявки, — сказал он.
— Что ты мелешь?
— На предупредительное заключение. Мне оно не надо.
— Предупредительное заключение? Что за херня? А ну, поторапливайся.
— Куда? — спросил Пират. — Куда меня ведут?
— В суд. Забыл про собственное слушание?
— Нет, я…
— Черт тебя побери, быстрее! Ехать хрен знает куда.
— Куда, ну…
— В Бельвиль, куда же еще?
— За пределами… здания?
— Ты что, в маразм впал?
Ему придется покинуть здание. Это плохо. Пират не любил даже из камеры выходить без своего маленького оружия.
— Мне понадобится пара минут, — сказал он.
— Чего?
— Ну, чтобы это… Умыться и все такое.
— Умыться? Ты не на работу устраиваться идешь.
Руки у Пирата задрожали. Очень скверная ситуация. Ему просто хотелось спокойствия. Тут его осенило:
— Ну, из уважения к суду надо бы…
Охранник пристально уставился на него. Этот был не из самых свирепых, но взгляд у него сегодня был самый что ни на есть свирепейший.
— Даю тебе одну минуту, — смилостивился он и отошел в сторону.
Чтобы достать лезвие из тайника и поместить его в глазницу, Пирату понадобилось не больше тридцати секунд. Правда, по ходу дела он легонько себя оцарапал: руки-то продолжали трястись. Когда охранник вернулся, он уже плескал себе в лицо холодной водой (горячей не давали) над умывальником, объемом не превышавшим миску для супа. Дверь приоткрылась.