— Хорошая мышка, — прошептал Лавр. — Умная…
Только после этого он поднялся, отряхнул руки от пыли и облегченно плюхнулся на диван со скомканной простыней. И только теперь до его сознания дошло нечто ошеломляющее.
— А как я теперь узнаю, который час?.. — вымолвил Федор Павлович со стоном.
Одна дилемма сменялась другой. Не приходил только долгожданный сон. Лавриков закутался в одеяло с головой, а сверху водрузил еще и подушку. Да, старость — не радость.
Глава 4
— Ангелина… — неторопливо произнес темноволосый мужчина в летах, с удовольствием делая такой же неспешный глоток вина из пузатого хрустального бокала. — Ангел… — Улыбка озарила его смуглое овальной формы лицо. — Вы носите имя ангела, госпожа Виннер, не так ли?
Они сидели в раскладных парусиновых креслах рядом с огромным роскошным бассейном. Изумрудного цвета вода подсвечивалась изнутри, со дна.
На этот раз на Ангелине было вечернее бирюзовое платье с открытой спиной. Нельзя сказать, что это одеяние делало ее сухощавую фигуру более привлекательной. Отнюдь. Госпожа Виннер и не пыталась подражать светской львице. Платье было надето по той причине, что ни в каких других нарядах Хартман не признавал представительниц слабого пола. Был такой странный пунктик у этого господина.
Сам же Франц Хартман, обратившийся к Ангелине со столь игривым вопросом, напротив, щеголял перед своими гостями в коротких шортах и просторной пестрой рубахе. На ногах Франца красовались обычные домашние сланцы. Он чувствовал себя хозяином положения и, надо заметить, таковым и являлся. Именно он пригласил сюда гостей, по совместительству являющихся его подчиненными, и предоставил им возможность не только испробовать дорогие напитки из личных запасов, но и насладиться прекрасным видом прилегающего ландшафта.
Третий участник загородной встречи компаньонов, Юрий Мякинец, в разговоры особо не вступал, предпочитая больше слушать, нежели говорить, и от души наслаждался ароматной сигарой, зажатой у него в зубах. Юрий вынимал ее изо рта исключительно для того, чтобы глотнуть вина. Мякинец был значительно моложе Хартмана, да, скорее всего, и госпоже Виннер он уступал в возрасте. Долговязый и нескладный, с юношескими чертами лица, он даже в вечернем смокинге, который болтался на нем, как на вешалке, выглядел эдаким жиганом постреволюционного периода. Лицо серое и невыразительное. Что, кстати, удачно сочеталось с профессией Юрия.
— И что в этом смешного, господин Хартман? — небрежно откликнулась Ангелина, продолжая вынужденное общение на английском языке, ибо тут никаких отклонений Франц не признавал.
В отличие от мужчин госпожа Виннер не пила вина, довольствуясь натуральным соком из плодов авокадо. Осушив уже второй по счету высокий бокал, она отставила его на круглый столик справа от себя.
— Несоответствие, — пояснил Хартман. — Это всегда забавно.
— Ангелы бывают разные, — не сдавалась Ангелина. Она сидела боком к своему собеседнику и была вынуждена слегка поворачиваться, чтобы видеть глаза Франца. — В том числе и ангелы смерти.
Хартман рассмеялся и вновь отпил из бокала. Невзирая на возраст, Франц был еще довольно симпатичным мужчиной, способным вызвать интерес у женщин. Ко всему прочему, он и сам знал об этом, что способствовало своего рода позерству. Хартман тщательно следил за своей внешностью, поддерживая ее на достойном уровне.
— Я плохо знаю небесную иерархию, — вынужденно признался он, но тон мужчины свидетельствовал о том, что он и не стремился постичь области, о которых рассуждал. — Пробьет час — увижу воочию… Но если вы говорите о губительной сущности отдельных ангелов, то почему еще дышит миссис Кирсанова? — Хартман прищурился. В нем уже не было прежней игривости и добродушия. — Она была отдана под ваше черное крыло.
— Чисто техническая задержка, — не замедлила оправдаться Ангелина. — Это легко поправимо.
Она нередко ловила себя на мысли, что Хартман намеренно давит на нее. Возможно, даже опасается и потому предпочитает держать на дистанции, не натягивая, но и не отпуская поводок. Хитрая тактика. И госпоже Виннер приходилось мириться с ней. Вот уже много лет она целиком и полностью зависела от этого человека. Франц мог поднять ее социальный статус и материальное благополучие, а мог и втоптать в грязь так, что потом век не отмоешься. В разумных пределах Ангелина тоже побаивалась его.
— До какой степени поправимо? — усилил напор Хартман.