Выбрать главу

Но и Федечка умел быть твердым в своих жизненных позициях. Достойный последователь собственного родителя.

— Без крови, отец, — жестко повторил он, делая ударение едва ли не на каждом слове. — Иначе меня не будет.

— И без ультиматумов!.. — Лавр поднялся на ноги и величественно заложил руки в карманы брюк. При этом полы его расстегнутого пиджака задрались кверху. — Лохотронщики эти, пауки ядовитые, иногда друг друга жалят, когда в банке тесно. Вот и пусть… — Улыбка на губах Федора Павловича была ядовитой. — Главное — создать им режим наибольшего благоприятствования к этому. Паучья кровь не на мне будет. И не кровь это. Суспензия холодная… Идем в дом. Записные книжки нужны старые.

Повернувшись спиной к месту недавнего пикника неизвестных мангальщиков, Лавр решительно направился прочь. Но, совершив не более трех шагов, резко остановился. Вместе с внутренней уверенностью в делах профессиональных к депутату вернулась и уверенность в душевных переживаниях. Решение открыться сыну пришло неожиданно. Почему-то Лавр почувствовал, что если не сделает этого сейчас, то, возможно, уже никогда не сделает.

— Погоди. — Он обнял стоящего рядом Федечку. — Еще одно… В тонкости эмоций сейчас вдаваться некогда. Но ты это должен знать… Я, Федечка, женщину одну… встретил, короче.

— Ничего себе! — Подобное открытие стало для юноши полной неожиданностью. Он покачал головой. — Сына обогнал…

Но Федор Павлович еще не все сказал. Ему казалось, что самое основное заключается в личности той самой женщины, на которую пал его выбор. Опасаясь утратить свою решительность, он оборвал сына нетерпеливым жестом и тут же продолжил:

— Это — мать Ивана. — Лавриков опустил глаза вниз, скрывая растерянный взгляд. Кто его знает, как Федечка отнесется к такому необъективному признанию. — Увидел и… — Лавр запнулся, и Федечка услужливо пришел ему на выручку:

— С первого взгляда влюбился?

— Ну… Как бы… Вроде того… — Народный избранник немного виновато улыбнулся.

Однако он напрасно ожидал порицания со стороны Федечки. Молодой человек вытянул руку и ухватился за пальцы Лаврикова. Ободряюще стиснул их. Подмигнул.

— Люби, отец. — Взгляд парня был чистым и искренним. — Я от брата Вани не откажусь.

— Нелепо все…

— Да отчего же? — Федечка от души рассмеялся. — Естественно.

— Так ведь она — заложница, — пояснил глубину собственных сомнений и переживаний Федор Павлович. — Так получается?

Юноша задумался. Ситуация действительно непростая. Если не сказать больше: неординарная. Поразмыслив секунду-другую и вникнув в суть мучившего отца вопроса, он согласно кивнул, наморщив при этом лоб:

— Сложная комбинация…

— Придется нам с тобой эти сложности распутать, — резюмировал Лавриков.

— Санчо и тетки — тоже сила.

— Конечно, — облегченно расхохотался Федор Павлович. — Особенно — тетки… Но… — Он пытался подобрать подходящие слова, но, кроме стандартных банальностей, на ум так ничего стоящего и не пришло. — Спасибо, что все вы есть.

Что мог ответить на это Федечка? Пожалуй что ничего. Комментарии были излишни, и молодой человек благоразумно промолчал. Только пристально посмотрел на отца и одобрительно улыбнулся. Дескать, куда же мы денемся. Конечно есть. И в беде друг друга не оставим. Но произнеси он такое вслух, его слова прозвучали бы еще большей банальностью. Лавриков уловил ход его мыслей. Еще раз благодарно потрепал отпрыска за плечо, обогнул и вроде как с излишней торопливостью двинулся огромными шагами в сторону темной рощи. Федечка удивленно уставился на его удаляющуюся спину.

— Пап! — окликнул он Лавра. — Тропинка левее!

— И так продерусь!..

Вот уж правду люди говорят, что любовь меняет человека. Делает его безрассудным и неуправляемым в поступках. Заставляет совершать черт знает какие дикости.

— Ветки же по лицу… — привел новый убедительный аргумент Федечка, нагоняя родителя, но не решаясь следовать за ним в самую гущу деревьев.

Федор Павлович не оглянулся. Он уже успел пропасть из вида, и тусклый лунный свет не падал на его фигуру. Листва скрыла Лавра с головой. До сына донесся только громкий и решительный голос:

— Есть за что… По морде веником… Бодрит.

Лавр ушел. Что касается Федечки, то он считал, что бодрости ему и так хватает с избытком, а потому подвергать себя сомнительным мазохистским удовольствиям лишний раз не обязательно. Он развернулся и, как все нормальные люди, направился к тропинке.

Федечка дождался отца у ворот дачи, и на крыльцо они вступили уже вместе. Домочадцы в лице Клавдии и Санчо, а также примкнувшая к ним Елизавета Михайловна уже поджидали Лаврикова и его потомка, сидя за обеденным столом. Перед каждым из участников вечерней трапезы стояла уже пустующая тарелка со следами чего-то жирного, а посередине белоснежной скатерти красовалось нечто вроде братского котла, функции которого исполняла голубенькая кастрюлька.