Андрей водрузил не удовлетворившую его стеклотару обратно на столик, развернулся и направился к бару.
— У меня есть такой, — сказал он. — С привкусом лепестков роз.
В руках его, как по мановению волшебной палочки, возникла желаемая бутылка. Тяжелая, с бордовой густой жидкостью.
— В твоем возрасте рискованно кататься на электричках. — Семирядин не спешил открывать новую добытую в баре емкость. Продолжал стоять с бутылкой в руках и с добродушной улыбкой рассматривал свою маму. — Надо заказывать такси или попросить подбросить кого-нибудь из соседей…
— Я ни с кем не общаюсь, — пожала плечами женщина. — Тем более — с соседями. Ты поселил меня в такой дом, где никто ни с кем не общается.
— Пойдем, мама. — Он подошел к ней и совсем по-сыновнему обнял за плечи.
— Куда?
— Я оборудовал специальную ликерную комнату, — доверительно поведал Семирядин, склоняясь к уху женщины и переходя в беседе на заговорщицкий шепот. — Оцени дизайн… Сюда.
Он сделал шаг вперед, распахнул дверь в ванную комнату, а затем отошел немного в сторону, пропуская вперед маму. Лучезарная улыбка все еще блуждала на его пухлых губах, а лицо законченного алкоголика светилось теплотой и нежностью.
— Но здесь была ванная комната, — выказала осведомленность мама.
— Теперь — ликерная…
— Таких не бывает.
— Ну, пусть будет кофейная… — не стал препираться Андрей. В эту минуту он, как никогда, был готов соглашаться с каждым ее словом. — Сейчас зажжем свечи и… примиримся раз и навсегда.
Мама согласно кивнула.
— Я так хочу видеть тебя сильным, сынок, — поведала она. — Так хочу, чтобы ты ничем не напоминал своего мерзавца-отца…
С этими словами женщина шагнула в темное помещение. Андрей пристроился у нее за спиной. Улыбка стерлась с лица Семирядина, когда он вскинул над головой тяжелую ликерную бутылку. Дверь предательски хлопнула. Мать резко обернулась.
— Андрюшенька?! — изумленно вскричала она.
Семирядин не дал ей сказать ничего больше. Рука с бутылкой обрушилась вниз, как смертоносная снежная лавина, глухой звук от удара известил убийцу о том, что орудие убийства благополучно встретилось с затылком жертвы. Женщина упала на пол. Любящий сын опустился перед ней на колени и в полной темноте нащупал сухую старческую руку. Пальцы соприкоснулись с запястьем. Проверив наличие пульса, Семирядин убедился в его полном отсутствии. Его мать скончалась быстро и без всяких мучений. Может быть, она даже не успела до конца осознать то, что с ней произошло. Во всяком случае, Андрей Матвеевич искренне надеялся на это. Он поднялся на ноги и тихонько всхлипнул. В глубине души он любил свою маму.
Покинув ванную комнату, Андрей снова прошел к бару, но на этот раз извлек не приторный ненавистный ликер, а стопроцентную сорокаградусную водку. Без пяти минут преуспевающий бизнесмен Андрей Семирядин, будущий владелец «Империи», собирался достойно помянуть родную матушку.
На горизонте только что забрезжил рассвет, и первые лучики солнца, невзирая на то что само светило еще не появилось в поле зрения, уже ласково забегали по кронам деревьев. Что принесет ему этот новый день, Лавр не знал. К сожалению, а может быть, и к счастью, Федор Павлович не обладал даром предвидения. Но настрой у него был очень решительный и боевой. Лавр даже позволил себе несколько гимнастических упражнений в качестве утренней зарядки, но надолго его не хватило.
Набросив на плечи шелковый халат, Федор Павлович взял в руки мобильный телефон и быстро пробежался пальцем по кнопкам. В ожидании соединения приблизился к окну и нервно забарабанил пальцами по подоконнику.
— Леонид Кириллович! — приветственно воскликнул Лавр, услышав, наконец, заспанный голос вызываемого абонента. — Я слышал, что почти самый главный наш здравоохранитель в четыре встает. Сейчас — пять. А ты две минуты трубку не брал… Ах, бегал, — засмеялся Федор Павлович. — Тогда простительно… Лавриков это, Лень. Я, конечно, теперь ни пугнуть тебя не могу, ни золотых гор наобещать. Решил вот просто обратиться, по-человечески. Есть одна великая просьба. — Он выдержал небольшую паузу. — Еще три минуты уделишь?.. Благодарю…
И Лавр неспешно приступил к изложению проблемы. У него уже не осталось времени на колебания. Впереди маячила перспектива решительных и ответственных действий. Федор Павлович морально был готов к грядущей войне.
