Ессентуки докурил сигарету и осторожно загасил ее в стеклянной пепельнице, выуженной до этого Лавром из-под стола. Когда Клавдии не было дома, Федор Павлович позволял себе втихаря покуривать на веранде.
— Я не так чтобы большая фигура, — честно, без пафоса признался широкоплечий детина. — Совсем не фигура. Но зато работа не скучная. По стране езжу в командировки. Встречи, проводы… Типа курьера. Мотаюсь от самого верха до самого низа. — Он сделал очередной глоток из зажатого в руке стакана. — Вкусный морс. Из смородины черной?
— Не знаю. — Федор Павлович пожал плечами. — Из всего, что наросло… У нас красная смородина растет… — Он помолчал секунду. — А метка — черная. Так?
— Какая еще «черная метка»? — Впервые за весь разговор Ессентуки откровенно растерялся.
— Которую ты мне привез. Как курьер.
— Да бог с тобой, Лавр. — Тот от души рассмеялся и взмахнул обеими руками сразу. — Зачем тебе метки какие-то возить, если ты с острова сокровищ добровольно съехал…
Лавр ничего не ответил. Молча ожидал продолжения и не ошибся в предполагаемых расчетах.
— Добровольно, но на определенных условиях, — вкрадчиво молвил Ессентуки. — Верно?
— Условия по пунктам никто не обговаривал.
— Есть вещи очевидные. Я и то понимаю. А ты раз в сто умней меня. Если кого-то двигают во всякие там верхние, средние и нижние палаты, если кому-то помогают туда пролезть, значит, и на ответные услуги можно рассчитывать. Правильно?
— Я занят именно нашими делами.
— Пацанвой дикой? — усмехнулся Ессентуки, и его последнее изречение ясно дало понять Лавру, что про него в определенных кругах известно гораздо больше, чем он рассчитывал. Выходит, за ним постоянно ведется наблюдение.
— Пацанва эта — не с Марса, — тем не менее резонно заметил он.
— Там, — длинный тонкий палец Ессентуки указал в направлении низенького потолка веранды, — никто не против. Занимайся, пожалуйста. Красиво, благородно. Только зачем при этом ссориться с полезными людьми?
Лавр горько усмехнулся. Теперь он уже с легкостью улавливал суть беседы. Вот, значит, где собака зарыта.
— Кекшиев? — на всякий случай уточнил он.
Ессентуки кивнул:
— Он.
— Оперативно настучал.
— Лавр, Лавр!
— Чего «Лавр»? — огрызнулся Федор Павлович, и в глазах хозяина дачи появился такой знакомый Ессентуки холодный блеск. — В задницу его целовать? С ладони его прикармливать там решили?
— Именно что с ладони.
— Не буду, — жестко молвил депутат. — За каким дьяволом?
Ессентуки склонился вперед и поставил стакан морса на столик.
— В Екатеринбурге Хомута взяли, — доверительно сообщил Лаврикову собеседник самое сокровенное.
— Да ладно… — не поверил на мгновение опешивший хозяин.
— Факт.
Без сомнения, Федора Павловича озадачило сие горестное известие. Во-первых, по причине того, что он и сам был лично знаком с вором в законе по прозвищу Хомут и в некоторой степени даже уважал его, как человека сугубо правильного, старой закалки. Во-вторых, ему ли, Лавру, было не знать, к каким последствиям может привести арест такого большого по воровским меркам человека. Теперь и его это дело коснется.
— Кто ж себе такое позволить мог? — спросил Лавриков после длинной, почти театральной паузы.
— Общеполитическая тенденция, Федор Павлович, — с умным видом продекламировал Ессентуки. — Не только ж министров за жопы трясти. Надо и для нашего брата устроить публичную порку. И не с подбросом Хомута замели, а с солидными… этими… — здоровяк поскреб пальцами свою бородку, — аргументами на пожизненное. В лучшем случае. Если в камере чего похуже не случится.
— He верится даже… — Лавр был сильно озадачен. — Чтобы Хомута?.. Дурак!.. Он, значит, попался. А мне?.. — Депутат вновь уставился на скуластое лицо своего визави, прекрасно осознавая, что сюрпризы и новости на этом еще не завершились.
— А тебе надо с ладошечки господина бывшего прокурора Кекшиева прикормить и пригладить так, чтобы он все свои старые связи торчком поставил. — Слова Ессентуки оправдали самые худшие ожидания и прогнозы. — Исчезнет Хомут — по всему Уралу и дальше резня пойдет. Ядерная реакция, Лавр. Цепная. На то и расчет.
Обострившаяся до предела ситуация заставила Лаврикова, нервно погасившего первую папиросу, тут же прикурить новую. Он, правда, успел подумать, что стоило бы заменить крепкий «Беломор» на нечто более легкое, но вставать и идти на второй этаж за сигаретами не хотелось.
— Да какие у этого Кекшиева связи? — Лавр не желал оставлять попытки переубедить собеседника, хотя понимал, что от Ессентуки и его мнения здесь мало что зависит. — Его ж выгнали по собственному.