«Будто он не понимает, что наоборот подталкивает меня!» — усмехнулась мысленно Кейтлетт, дивясь наивности некоторых, как казалось ей, вполне разумных людей.
— Командующая, вы сильно собой рискуете! Рейланд совсем не тот, что раньше… — сразу же без предисловий начал Кайл, совсем не в первый раз произнося это.
Ответ Кейтлетт тоже не блистал новизной:
— Вы, скорее всего, правы, однако свой последний шанс он, как и все мы, заслужил. К тому же лучшей возможности схватить его может и не представиться.
— Прошу вас лишь об одном — быть осторожной. Вы нам всем ещё очень пригодитесь, — вздохнув и кивком показав, что он понимает, хотя и не одобряет такого благородства, сказал Кайл перед выходом.
Ноа проводила его взглядом, размышляя над тем, с чего это он стал так о ней заботиться. Она сама могла за себя постоять, что и собиралась показать, не Кейлу, конечно, а одному зарвавшемуся наглецу.
— Пойду ещё раз проверю документы, — чихнув и принюхавшись к чему-то, задумчиво сказал Альт. — У меня появилась одна идея, куда мог пропасть порох.
Командующая, не слушая его, махнула рукой, отпуская. До рандеву осталась всего пара часов.
Когда ночь окутала горы непроглядной темнотой, я, Леон и Гун-Гун выдвинулись из лагеря в сторону сил Ноа Кейтлетт. Мне очень плохо представлялось, как именно мы будем воровать бочонки с порохом — предметы, мягко говоря, тяжёлые и достаточно малоподвижные, однако за прошедшее время ни мне, ни тем более остальным ничего лучше этого в голову не пришло.
Тяжело признавать, что лучший твой шанс — идея, выслушав которую, любой врач, даже патологоанатом, отправит тебя в психушку. И тем тяжелее пытаться выстроить вокруг этой идеи сколько-нибудь разумный план.
Пока мы приближались к лагерю Ноа, мне нравилось думать, что мой гениальный разум при поддержке остальных чувств, например, вопиющей скромности, сможет найти выход из сложившегося положения и предложит идею получше. И только оказавшись практически на месте, я понял, что у меня до сих пор нет никаких мыслей насчет того, как же украсть тяжеленную бочку, а лучше несколько, оставаясь незамеченными.
Леон, который двигался за мной, в очередной раз напомнил:
— Это полное, неприкрытое, вопиющее, переходящее все грани, нарушающее все нормы безумие!
Из-за патрулей, то и дело тревоживших нашу невинную прогулку, граф вынужден был высказывать своё возмущение тихим шёпотом, чем сильно напоминал типичного злого прислужника, нашептывавшего своему господину всякие гадости. В принципе, такое сравнение было не так уж и далеко от реальности.
Мы втроём залегли на небольшом возвышении и наблюдали за лагерем противника. Артиллерийские позиции со всем характерным для этого места инвентарём были отсюда прекрасно видны. Казалось, что пробежать совсем немного — и мы уже у цели.
К сожалению, нас разделяли сто метров плоской, как Ноа, местности. Ночь же, хоть и выдалась тёмной — всё небо было затянуто тучами — но чтобы не различить три фигурки, тащивших на бочки надо быть не просто слабо видящим, а вообще слепым.
— Устроим переполох, сопрём порох, пока никто не видит — делов-то на пять минут! — желая поддержать не столько моих подельников, сколько самого себя, прошептал я с зашкаливающим количеством оптимизма в голосе.
Речь вышла настолько так себе, что даже мне самому не удалось в это поверить ни на секунду. Прежде чем сомнения насчёт разумности происходящего меня не одолели окончательно, я двинулся вперёд, отрезая голосу разума и остальным пути к отступлению. Граф двинулся следом, продолжая что-то тихо сам себе бубнить. Гун-Гун, удивительно тихий и спокойный, замыкал шествие.
Уж не знаю, горный ли это климат, выматывающие переходы или недостаток пропитания, но наш чудак за последнюю неделю отличился лишь тем, что дважды устроил всему лагерю побудку, тренируясь в исполнении йодля, а также своим неприлично коротким килтом, который я запретил ему носить под угрозой расстрела.
Самое удивительное, что путешествие к пушкам прошло без приключений. Лишь единожды вдали показался какой-то солдат, да и то, выглянувший из своей палатки только затем, чтобы покурить.
Такая лёгкость должна была бы насторожить кого угодно, и я даже собирался всерьёз об этом подумать, благо неподалеку имелся отличный, огромный камень, за которым можно было спрятаться и сообразить, что делать дальше.