Сменив точку зрения на происходящее, я рассудил, что у меня ещё один запасной вариант. В снах мы с Ноа шли через некий «Заброшенный форт», и пускай визит был мягко говоря разрушительным, путь тот в целом оказался нетрудным. Пройти его одному казалось ничуть не сложнее, чем двоим.
Однако и здесь меня ждала неудача, но уже по другим причинам. «Тогда» путь к Заброшенному форту удалось найти благодаря тому, что тем же путём прошла часть «лунных», оставляя за собой всё тот же след из мусора. «Сейчас» же Ноа отправила всю армию через Коварное ущелье.
Конечно, я мог бы попытаться найти путь и сам, но это заняло бы непозволительно много времени, которого было в обрез. Пришлось смириться идти за армией «лунных».
К тому времени как моя нога ступила на Коварный перевал, подходил к концу второй день моего пребывания в горах, а моей главной мечтой стало поспать.
Во время первой ночёвки помешал дождь. Проклятый ливень едва не унёс меня в пропасть. Но даже так умудрился напакостить: не сумев смыть мою тушку, он сделал это со следами Ноа и её армии, лишив как ориентира, так и источника пополнения запасов. Из-за этого пришлось без всякой надежды на успех тыкаться наугад.
Тыкаться наугад, на секундочку, в месте, в котором дорога то ветвилась словно какой-то куст, то была прямой и узкой, как кишка, но вела в тупик, вынуждая возвращаться назад на много километров к последней развилке. А уж что здесь творилось по ночам!
В первую ночёвку мне не удалось оценить какофонию окружавших меня звуков во многом благодаря дождю. Однако на вторую все местные обитатели словно набрались сил, решив сполна это компенсировать.
Горы они только внешне пустые и безжизненные. На деле же жизнь здесь кипела ничуть не меньше, чем в каких-нибудь джунглях. Особенно ночью. Стоило солнцу скрыться и водвориться темноте, как вокруг меня кто-то непрерывно принялся чавкать, блеять, лаять, стонать, рычать и издавать ещё тысячи различных звуков различной степени неприятности. Учитывая, что за весь предыдущий день единственная живность, которую мне удалось увидеть, были крошечные ящерицы. Такая резкая перемена откровенно пугала. Казалось, ещё чуть-чуть — и вся эта свора придёт чавкать и стонать уже мною.
Уснуть в этом вот всём мне так и не удалось. Пришлось с рассветом вставать и, проклиная всё на свете, двигаться дальше.
Три дня без сна да ещё и в однообразном каменном лабиринте привели к весьма ожидаемому итогу. Весь день я блуждал буквально «куда-то», так никуда на самом деле и не придя, а лишь устав больше прежнего. Не слишком способствовало появлению сил и моё питание — старые сухари.
Это слово в контексте армии приобретало совсем иное, нежели в нормальной жизни, значение. Здесь сухарём называли любую субстанцию, которую без воды употреблять можно было лишь с риском повредить зубы, а в некоторых случаях особо прочные экземпляры годились даже в качестве картечи.
Сухари в армии были возведены в ранг чего-то святого, почти божественного. Количество различных ритуалов, которые с ними проделывали, зашкаливало, больше существовало только шуток на тему их съедобности.
Кто-то, получая очередную порцию сухарей, сразу же принимался каждый кусочек встряхивать, надеясь выкинуть различных непрошенных гостей. Другие же, напротив, к «дополнительному белку» относились положительно и предпочитали дожидаться, пока его станет побольше.
Из сухарей делали суп, чай, рагу, иногда использовали вместо обезболивающего или шин. Уверен, существуй рецепт превращения сухарей в самогон, его бы автор вошёл в историю, потеснив разом всех остальных мировых светочей науки.
Для меня сухари тоже стали частью ритуала. Иной пищи-то не было. Солдаты Ноа, пока я ещё шёл по их следам, почему-то не спешили выбрасывать свежие овощи или мясо.
Каждая моя попытка принять пищу превращалась в лотерею — сколько времени, воды и дров понадобится в этот раз, чтобы очередной сухарь стал съедобен. Пару раз мне случайно попадались камни, и они куда быстрее разваривались, чем эти проклятые сухари!
Без воды же попытка употребить такой превращалась в пытку. Я словно лизал очень невкусный кусок наждачной бумаги, а тот только впитывал всю влагу, но даже и не думал становиться мягче.
Ближе к закату, пытаясь рассосать очередной такой «камень», я, совсем отчаявшись и разозлившись, со всей дури швырнул его в ближайшую скалу.
— Да что ж за мучение такое!
Сухарь ударился об камень, отскочил в сторону и полетел в пропасть. Пару секунд мне казалось, что ничего не произошло, но затем вверху что-то громыхнуло, а земля подозрительно задрожала.