— Боги, лучше бы Шинку… — тихо прошептала Кейтлетт.
— Разве это не хорошо… — удивился Альт, — ну в том плане, что теперь-то победа точно наша?
— Наша? — Ноа была на грани истерики. — Ты плохо знаешь этого старикана. Победа будет только его.
— Эм? Как это?
— О, ты же слышал о битве на Аркольском мосту? — уточнила командующая.
— Конечно, это одна из самых знаменитых его побед, — начал адъютант как по учебнику. — Прорвать оборону в таком месте…
— Я между прочим там была в тот день, — сообщила Ноа. — Двенадцать лет назад.
— Да? Но я никогда…
— Конечно, не слышал, — не удивляясь этому, продолжила Кейтлетт. — Это же Анри Галлен. В тот день моя рота оставила на том проклятом мосту каждого второго, если не больше. — Вспоминая, что было дальше, она вспыхнула гневом. — Семь раз мы ходили в атаку. Семь! По нам лупила, наверное, половина пушек Риверкросса, а мы шли в полный рост со знамёнами и барабанами. Отступали, собирались и снова шли. Семь раз. На восьмой явился Анри и с лёгкостью прорвал оборону. Знаешь, почему?
— Внезапная атака крупными силами на одном направлении… — продолжил цитировать книги Альт, но без прежней уверенности.
— Почти, у противника попросту закончился порох, — рассказала Ноа. — Ушёл весь на нас. В этом весь «непобедимый» Галлен: мы для него ничего не стоим, просто отметки на карте, которые принесут ему очередную медаль.
— И что делать? — осведомился адъютант.
Прежде чем ответить, Ноа долго смотрела на письмо, словно сомневаясь.
— Сделаем всё от нас зависящее и будем наблюдать, — решила она.
— Так просто? — удивился Альт.
— Ни Галлен, ни Рор у меня симпатий не вызывают, — объяснила своё решение Кейтлетт. — С удовольствием посмотрю на то, как они вцепятся друг другу в глотку. Откуда-нибудь со стороны. С чашечкой кофе и пряником, кстати, об этом…
— Эм, мне, кажется, пора идти, да? — Альт своим шестым чувством, расположенным чуть пониже спины, почувствовал опасность, сделал робкую попытку сбежать, но был пойман за ухо.
— Три простых слова: кофе, быстро, сюда и пряник не забудь, — Ноа свободной рукой показала ему три пальца
— Но это же не три слова… — делая робкую попытку высвободиться из захвата командующей, огрызнулся Альт. — Ай-ай-ай, моё ухо!
— Пока твоё. Слышал про художника Ган Вога?
— Который отрезал себе ногу, выражая протест против супрематизма? — въедливо уточнил адъютант.
— Понятия не имею, что он там выражал, но если у меня через пять минут не будет кофе, ухо я тебе оторву.
— Всё, иду-иду.
Головная боль
«Сны указывают путь, но не единственный»
Наконец погода дала слабину и не смогла выдавить из себя хоть сколько-нибудь внятный дождик. Дороги просохли, и моя армия получила возможность двинуться дальше — к замку Яой.
Непогода стоила нам целой недели промедления. И если солдаты были в полном восторге от возможности ничего не делать, то я считал иначе. Противник явно воспользовался заминкой, и то небольшое преимущество, которое мы получили, отрезав одну и разбив другую армию «лунных», стремительно сходило на нет.
Меня абсолютно не беспокоило, что Кейл Ресс, или как там его, стал командующим Тофхельма, заменив на этом посту Ноа. В ситуации, когда против меня играло само время, какой-то зарвавшийся предатель был наименьшей из моих проблем.
Радовало, что хотя бы дело наконец сдвинулось с мёртвой точки, и мы выбрались из этих проклятых всеми богами гор. Чтобы нагнать упущенное, приходилось маршировать круглые сутки напролёт, вставая на отдых лишь когда становилось совсем темно и вновь поднимаясь с первыми лучами света.
Самым сложным во всей этой ситуации оказалось следить за тем, чтобы никто не потерялся. В условиях, когда на тебя могли в любой момент отовсюду напасть, идти одной вытянутой колонной было неразумно, пришлось разделиться на три поменьше и двигаться параллельно. Проблема заключалась в том, что, одурев от бесконечной ходьбы, солдаты порой совсем не следили за тем, куда они шли.
То одна бригада забрела не туда, то другая. Но это всё были мелочи: пропавших быстро находили и возвращали на место. Когда до замка с очень смешным для меня названием Яой оставался день или даже меньше, грянула настоящая беда:
— Тридцать третья, семнадцатая и двадцатая бригады не вышли в условленном месте, командующий, — доложил мне Леон с явным осуждением в голосе.