— Увы, могу. Вы сами знаете, что я не из этого мира. Как, по-вашему, у меня дома есть Игры? Нет! А вечный мир? Зато там был конфликт, который солдаты тоже назвали «войной, которая положит конец всем войнам». Только она не была ни первой, ни последней. Погибли миллионы и ещё больше людей остались инвалидами, лишились домов, семей, родины.
— Вздор! Ужасы остановят… — начал Кейл, но я не дал ему договорить.
— Ужасы не имеют значения. Всё притупится. Даже если конфликт не возникнет сразу же, а это маловероятно, то неизбежно между Тофхельмом и Риверкроссом возникнут такие противоречия, которые можно будет решить только на поле боя.
Мне показалось, что я сумел до него достучаться, но лишь на миг.
— Вы были на ней? На той войне с миллионами жертв?
— Нет, но… — Моя честность всё погубила.
— Значит, вы ничего не знаете, — уверенно заявил Ресс. — Прочитали в книжках и теперь примеряете ко всему вокруг. Наши миры очевидно слишком разные. Ваш определённо построен на жестокости и злобе, а этот — нет.
— Люди везде одинаковы!
Такой аргумент Ресса не убедил.
— Возможно, однако кто говорит, что если в вашем мире они настолько глупы, чтобы убивать друг друга раз за разом, то здесь будет так же?
Я не знал, что на это ответить, у меня попросту закончились аргументы, а брошюры «почему война — это плохо», к сожалению, с собой не было. Хотя, судя по уверенности Кейла в собственных выводах, не факт, что её бы здесь хватило.
Размышляя над тем, как вообще можно убедить человека, который не хотел слушать никакие доводы, мне пришла в голову мысль о том, откуда это всё вообще взялось в голове у Кейла.
Родись он на Земле, я бы нисколько не сомневался в источнике вдохновения у подобного пацифизма. С моей точки зрения, Кейл вообще был самым невезучим пацифистом во вселенной: ему не повезло родиться именно в том мире, где его старания и мечты могли принести исключительно вред.
«Возможно, узнав это, я смогу отыскать способ убедить Ресса отказаться от своих планов? Главное, чтобы он вообще ответил».
— Как вы вообще пришли к подобным идеям?
Как и ожидалось, ответа не последовало. Кейл молча вернулся к починке сапога.
— Неужели это из-за Рейонда?
— Теперь всюду будете его приплетать? Нет, не из-за него.
Судя по реакции, вопрос попал в цель. В тоне Ресса ничего не говорило об этом, но я всё равно понял, что сказанное — неправда. Или во всяком случае не вся правда. Эти два события не могли быть не связаны между собой.
Кейл обратился взглядом куда-то вдаль, в далёкое прошлое, и нехотя принялся рассказывать:
— Мои первые Игры. Всё такое непонятное и загадочное. Я подошёл к ним очень ответственно, со всем возможным старанием. Это заметили. Мне удалось попасть не просто в какой-то тыловой гарнизон, как это часто бывает, а к самому Анри Галлену. Его уже тогда называли непобедимым командующим.
В памяти Рора этот Галлен представал довольно мерзкой персоной. С точки зрения Рейланда, это был лишённый чести негодяй, который ради наград и славы был готов на что угодно.
— Первый и последний бой в тех Играх у моей роты был за безымянный холм. Нам наперебой рассказывали, насколько важна эта цель и что от неё зависит буквально всё. Мы штурмовали его восемь раз. Под ураганным огнём, сквозь дым и крики. Двенадцать часов подряд мы отступали, собирались и снова шли вперёд. Когда наконец холм был взят, я спросил у сержанта, ради чего это всё было? Знаете ответ?
— Слава и уважение? — пришёл мне в голову самый очевидный ответ.
— Да, — подтвердил Ресс с мрачной улыбкой. — Вот только ни мне, ни кому-либо ещё из нашей роты не досталось ни капли этой славы. Ведь нашим командиром был Анри Галлен, и хотя он даже не соизволил явиться на поле боя, говоря о том холме, вспоминают только его. Однажды меня даже назвали лжецом, когда я сказал, что был там.
— Печальная история, но ведь не все такие мерзавцы…
— Мда? Думаете, Рейланд Рор или Ноа Кейтлетт сильно лучше? — Кейл выразительно фыркнул. — Да, они не сидят в своей палатке во время боя, переставляя фишки и составляя красивые отчёты для короля. Но в остальном разницы никакой нет. Игра в солдатики, где вместо фигурок настоящие люди. Так не должно быть.
Реакция вполне ожидаемая. Было очевидно, что Игры влияли на всех по-разному, и каждый делал свои выводы из происходящего. Кейл просто был достаточно умён, чтобы осознать, что любая война, даже Игры, ведутся в интересах очень узкого круга людей и не так уж часто бывают выгодны рядовым её участникам.
И всё же такая скорость мысли удивляла.