Кейл Ресс прекрасно видел мою растерянность и потому наглел всё сильнее. Осторожные выпады и короткие наскоки сменились длинными сериями ударов и попытками войти в клинч. Мой противник, потеряв всякую осторожность, стал действовать ещё наглее, усилив напор до максимума. Сталь звенела не переставая, удары сыпались один за другим, словно я сражался не с человеком, а с ожившим кухонным комбайном.
Бой прекращался лишь на короткие промежутки времени, необходимые чтобы отдышаться, и сразу же начинался по новой всё жёстче и жёстче. Моё сознание сузилось до небольшой точки, которая желала лишь одного: убить человека передо мной. Ударить, сильнее, быстрее, ещё сильнее. Кейл Ресс должен был умереть.
Противник открылся, совершив ошибку? Отлично, вперёд, усилить напор, удар, ещё удар! Жаль, что у меня всего две руки.
За моими атаками неизбежно следовали ответные выпады Кейла. Часть достигала своей цели, часть я принимал на свой клинок. На раны мне было наплевать.
Один особенно удачный выпад Ресса едва не стоил мне почки и уж точно оставил рубец на всю жизнь. Такой успех подтолкнул его подойти ещё ближе ко мне и наконец допустить первую значимую ошибку.
Кейл сам не заметил, как открылся, позволяя нанести мне удар. К сожалению, не клинком, а только гардой, но удар всё равно вышел на славу — предатель скривился от боли и сразу же попытался отскочить, чтобы разорвать дистанцию. Это стало второй его ошибкой, на этот раз фатальной. Позади Кейла находилась не пустота, а Саум, который до этого мешал только мне. Предатель, не рассчитав расстояние, ударился об него спиной, растерялся и уже физически не успел среагировать на мой внезапный выпад.
Толкая вперёд, я пронзил Ресса своей саблей, вогнав клинок по самую рукоять в грудь предателя, намереваясь буквально насадить его, словно бабочку, на кристалл. В Саум мой обагренный кровью клинок вошёл без каких-либо особых проблем, словно тот был сделан из чего-то рыхлого по типу талого снега.
В ту же секунду кристалл остановил своё вращение и покрылся сетью трещин. Они пульсировали алым светом, попутно, словно губка, жадно впитывая кровь Кейла. Белесый до этого Саум потускнел, померк и как будто стал тяжелее. Свет, бивший из него в небо, распался на отдельные лучи, которые быстро гасли.
Я физически ощущал, как вся магия, наполнявшая это место, исчезала, уходила в никуда навсегда. Понял это и Кейл, который на последнем издыхании отвернулся, желая посмотреть, что происходило у него за спиной. Когда он повернул голову обратно, в его глазах застыл неподдельный страх.
— Радуйтесь, Кейл, ваше желание исполнено: вы стали героем! — злобно прошипел ему я.
— Будьте вы прокляты, кхе… вы погубили нас всех н…
Кейл явно ещё много чего хотел сказать, но, к его огорчению, жизнь оставила предателя, оборвав прощальную речь на полуслове. Следом упал, разбившись на бесчисленное количество тёмных, налитых кровью осколков и Саум.
Весь мир словно замер в этот момент, даже ветер, всё это время нещадно бивший по лицу, стих. А затем с неба без предупреждения полил мелкий, противный дождь чёрного цвета.
Наверное, стоило обратить на это внимание, попытаться понять причину, но мне до всех этих погодных аномалий не было никакого дела. Торжествуя, я извлёк из тела Кейла свою саблю и, подняв её над головой, подошёл к парапету башни, желая продемонстрировать, что тут только что произошло. Мои солдаты вполне имели право видеть мой триумф.
«Я победил! Победил их всех!!!»
Эта фраза, так и не высказанная вслух, застряла у меня в горле. Увы, картина, развернувшаяся внизу, «слегка» отличалась от той, которую мне бы хотелось видеть. Мои рука, державшая окровавленный клинок, непроизвольно разжалась, и он полетел вниз.
Прямиком туда, где моя армия, окруженная со всех сторон бесчисленной ордой солдат Тофхельма и Риверкросса, побросав оружие и подняв руки, понуро сдавалась в плен. Среди них, к моему удивлению, был даже Эльт.
Только моя гвардия, мои оборванцы остались верны до конца. Лишь они исполнили приказ и, не взирая ни на численное превосходство врага, ни на сдавшихся союзников, понеслись в атаку с тем же криком.
— Худшие из лучших! Лучшие из худших!
Кто-то, судя по голосу Леон, кричал им через рупор:
— Стойте! Вы же погибнете!
К моей гордости, ни один не остановился. Ни тогда, ни когда объединенная армия Риверкросса и Тофхельма ощетинилась ружьями, готовясь стрелять.