Воодушевлённые моими банальными словами, солдаты быстро перестроились из толпы оборонительной в толпу атакующую.
Я отыскал глазами Миюми, которая крутилась неподалёку, и, убедившись, что она не только при штандарте, но и с дудкой, скомандовал:
— Дуди!
Построившись свиньёй, мы ринулись в атаку. Только оказавшись во главе этой самой «свиньи», я, наконец, понял, что же это на самом деле значит.
Почему-то всегда при упоминании этой формации перед глазами сразу же предстают римские легионеры в характерном коробчатом построении, которое называлось «черепаха». И если аналогии с соответствующей рептилией провести не составляло никакого труда, то со свиньёй возникала проблема.
Фантазия бурлила не на шутку, выдавая различные диковинные варианты, что заставляло пытаться найти у несчастной хрюшки хоть какие-то атакующие качества. Может, стоило так же отчаянно верещать? Или иметь возможность питаться буквально всем, что лежало на земле?
Реальность как обычно оказалась куда скучнее. Свиньёй построение называлось исключительно по чьей-то безумной прихоти. И уродства. По сути же это было обычным клином, который плавно по мере движения превращался в кучу-малу.
Проще говоря, мы выстроились в нечто, что, по мнению такого эксперта как Гоа Эльт, было клином, а затем всей гурьбой понеслись на центр «лунных». Те смотрели на нас немного диковато и постепенно, маленькими шажками отступали. Их можно было понять: сейчас их будут бить, скорее всего, даже ногами, а может, и чем покрепче.
Впереди мчалась, со мной во главе, та немногая кавалерия, что вообще была в наличии — красивый, но отчаянный жест. Все эти лошади куда нужнее были нам для перемещения, чтобы не таскать вещи на себе. С другой стороны, лагерь мы собирались бросить, так что поклажи должно было стать разительно меньше.
За кавалерией, стараясь особо не отставать, двигалось остальное войско, самой яркой частью которого были Гун-Гун с его фонарным столбом и Миюми со штандартом. Девушка, истошно вереща и крепко зажмурив глаза, так отчаянно им размахивала, что придай она этому действию нужный вектор, имела все шансы взлететь. «Лунные» же и вовсе были в полном восторге: бросая оружие и прикрывая голову, они падали на землю, только завидев Миюми.
В целом, после первого же удара бой превратился в полный кавардак. Кавалерия сделала максимум возможного — отвлекла на себя всеобщее внимание и полегла вся без остатка. Кому-то, как мне, повезло, и под ним просто убили коня, превратив в пехоту, многие другие погибали вместе с животным. Лошадей я жалел больше всего — в этом мире, на Играх, они были абсолютно лишними.
Не успел я после весьма чувствительного падения оправиться и встать на ноги, как всё поле заволокло дымом. Нет, вражеская артиллерия в бой вступить не успела, да и прочее дальнобойное оружие слишком быстро пришлось менять на сабли, рапиры, мечи и прочее колюще-режущее. Это Лой Ноктим поддал жару в свою трубку и, страшно ругаясь, давил врагов на нашем правом фланге. Слева орудовал Гоа Эльт, и в ту сторону было даже страшно смотреть, с таким остервенением его полубригада крошила «лунных».
Мне во всём этом бардаке достался центр и ставшая привычной компания: прапорщики, повара, снабженцы и, конечно же, Леон Сайрас, который своего коня гробить отказался. Граф изящно фехтовал тонкой рапирой, заложив одну руку за спину. Выглядело это здорово, словно диковинный танец, но в общей свалке, где порой даже черпак оказывался эффективнее полуторного меча, помогало слабо.
Пришлось тащить весь центр на себе. Сначала это показалось даже просто: испуганные «лунные» падали ещё до того, как их касалось моё оружие. Ноа Кейтлетт реванш в этот раз решила не брать и присутствовала на поле брани лишь заочно. Казалось бы, что всё идёт идеально, но потом появился ОН.
Уж не знаю, чем его в детстве кормила мама, возможно, обогащённым ураном или стронцием, но в любом случае размеры этого «лунного» потрясали. Это были два центнера чистой мускулатуры, равномерно распределённые по телу ростом где-то три метра и примерно такой же ширины. Форма на нём оставалась исключительно ради цензуры, а в здоровенных лапищах он держал нечто, похожее на заточенный корабельный якорь. С шеи здоровяка свисала деревянная табличка, гласящая, что передо мной некто прапорщик Любов.
«Почему, интересно, не Добров или, на худой конец, Счастьев? Было бы иронично: добро с такими-то кулачищами…»
Я было начал думать, что мне с этим всем делать, но гигант, явно мысливший куда более практично, перешёл в нападение. Громоподобно взревев, он взмахнул оружием, не щадя ни своих, ни чужих, а затем с разворота ударил меня, собираясь, наверное, разрубить.