Фаррис был озадачен.
— Как может страсть к ботанике вовлечь человека в какой-то сумасшедший обряд или во что бы там ни было?
На этот вопрос она не ответила. Она больше не проронила ни слова, пока они не достигли поляны плато. Затем шепотом произнесла:
— Мы должны вести себя тихо. Будет плохо, если нас кто-нибудь заметит.
Впереди росли огромные баньяны, которые Фаррис приметил еще прошлым вечером.
За ними он увидел лаосца, маленькую смуглую фигуру в десяти ярдах от себя. На некотором расстоянии от него находились еще двое. Все они стояли неподвижно, обращенные лицами в противоположную от Фарриса сторону.
Фаррис понял, что это хунати, находящиеся в странном состоянии замедленной жизни.
Неожиданное чувство холода стиснуло ему грудь, и он бросил через плечо:
— Вы бы лучше вернулись назад и подождали.
— Нет, — упрямо ответила Лиз. — Здесь Андре.
Фаррис повернулся в замешательстве и затем тоже увидел Берроу. Он стоял под большим фикусом в нескольких сотнях футов в стороне, а на его лице застыла неподвижная маска.
Хунати!
Фаррис ожидал этого, но все равно испытал шок. Это не значило, что остальные застывшие люди не имели для него значения. Но он же говорил с Берроу всего несколько часов назад. И вот теперь увидел его таким!
Берроу находился в позе, напоминавшей «живые скульптуры» прошлых времен. Одна нога немного приподнята, тело слегка наклонено вперед, поднята одна рука.
Как и у остальных, лицо Берроу было направлено на ту часть поляны, где росли огромные баньяны.
Фаррис дотронулся до его руки.
— Берроу, кончайте это.
— Нет смысла говорить с ним, — прошептала девушка, — он не слышит.
Действительно, Берроу не мог слышать. Он сейчас жил в таком замедленном темпе, что ни один звук не мог донестись до его слуха. Его лицо превратилось в маску, губы слегка раздвинуты, глаза смотрят вперед. Вот медленно-медленно опустились веки, а затем так же медленно поднялись Медленно-медленно его приподнятая рука опустилась ближе к земле.
Движение, пульс, дыхание — все в сотни раз медленнее. Жизнь, но какая-то нечеловеческая.
Лиз была не так ошарашена, как Фаррис. Он догадался, что она уже видела брата в таком состоянии раньше.
— Мы должны каким-то образом отнести его обратно в бунгало, — пробормотала она. — Я не могу позволить ему снова стоять здесь много дней и ночей.
Размышление над этой проблемой дало Фаррису возможность отодвинуть на второй план мысли об этой страшной неподвижной картине.
— Мы можем попытаться соорудить носилки из наших курток, — сказал он. — Я только срежу несколько палок.
Две бамбуковые палки, просунутые через рукава, превратили одежду в подобие носилок, которые они положили на землю.
Фаррис приподнял Берроу. Его тело оказалось на удивление мускулистым. Он положил француза на носилки, а затем повернулся к девушке.
— Вы поможете мне нести его? Или позовете кого-нибудь из местных?
— Они ничего не должны знать об этом. Андре не тяжелый.
Он действительно немного весил. Его тело было легким, словно после долгой иссушающей болезни. Но Фаррис знал, что не болезнь явилась тому причиной.
Зачем молодому цивилизованному ученому отправляться в джунгли и принимать какой-то отвратительный примитивный наркотик, который приводит его в состояние ступора? В этом нет никакого смысла.
Лиз несла «живую ношу» в полном молчании. Даже когда они время от времени опускали носилки на землю, чтобы передохнуть, она продолжала молчать.
Когда они вернулись в бунгало и положили Берроу на кровать, девушка обессиленно упала в кресло и закрыла руками лицо.
Фаррис заговорил с грубой уверенностью:
— Не расстраивайтесь, с ним все будет в порядке. Я скоро выведу его из этого состояния.
Она покачала головой.
— Не смейте даже и пытаться! Он выйдет сам. На это уйдет много дней.
«Черта с два, — подумал Фаррис. — Я должен искать тиковое дерево, а без помощи Берроу мне не обойтись».
Затем его охватила жалость к этой хрупкой девушке. Он взял ее за руки и произнес:
— Хорошо, я помогу вам ухаживать за ним. Мы вместе попытаемся привести его в чувство и вернуть домой. А теперь приготовьте что-нибудь поесть.
Лиз зажгла керосиновую лампу и вышла. Он услышал, как она зовет слуг.
Фаррис посмотрел на Берроу. И вновь почувствовал приступ тошноты. Открытые глаза француза уставились в потолок. Он жил, дышал, но был похож на мертвеца.
Но он не был мертвым. Фаррис заметил, как очень медленно глаза Берроу повернулись в его направлении.
В комнату вернулась Лиз. Она выглядела спокойной. Но за это время американец уже сумел узнать ее. Он понял, что она была напугана.
— Слуги ушли. Арха, девушки и ваш проводник. Они, должно быть, видели, как мы несли Андре.
Фаррис все понял.
— Они ушли, потому что мы принесли человека, который хунати?
Лиз кивнула.
— Все местные боятся этого обряда. Говорят, что только немногие участвуют в нем. Но их боятся.
Фаррису хотелось выругаться.
— Пианг удрал, как трусливый кролик. Неплохое начало моей работы.
— Возможно, вам лучше уйти, — неуверенно произнесла Лиз. Затем добавила совершенно противоположное: — Нет, я не смогу вынести этого одна. Пожалуйста, останьтесь.
— То, что я останусь, это точно. Я не могу вернуться и сообщить, что прервал свою работу из-за…
Фаррис замолчал. Девушка не слушала его. Она смотрела через него на кровать.
Фаррис оглянулся. Пока они говорили, Берроу начал двигаться. Очень медленно, но он двигался.
Теперь его ноги были на полу. Он вставал. Его тело с огромным трудом выпрямлялось в течение нескольких минут.