– А почему он в форме? – удивился полковник.
Уморительные люди военные, но, строго говоря, Унгеле́н – для русских друзей просто Гена – действительно надел не что-нибудь, а форму. Парадную для строя, точно как у нашей первой шеренги. Будто знал.
– Вырос мальчик, – коротко объяснил Трубецкой.
Газин оглянулся и нашел меня.
– Три месяца назад Унгелен и Унга́ли были посвящены в младшие вожди, – сказал я. – Детство кончилось.
– Спасибо, мне уже доложили, – буркнул полковник сварливо. – Я обнять-то его могу теперь? Как там по местному протоколу?
– Можете. И даже Галю – в щечку чмокнуть.
– Точно?
Благодаря темным очкам я смог безнаказанно закатить глаза.
– Точно.
Газин всегда меня на людях переспрашивает. Дает понять, что не вполне доверяет моей информации. Ему это доставляет удовольствие.
Ну был у нас небольшой конфликт, даже не конфликт и даже не выяснение отношений, а так, обозначение позиций, расстановка фигур на доске. Третий год меня за это шпынять – вот же делать нечего человеку.
По виску полковника сбежала тонкая струйка. Все-таки и ему напекло под фуражкой. Да, жарко. Здесь летом всем жарко, не только нам. Неспроста аборигены черные как смоль.
Им это, кстати, чертовски идет. Очень красивая раса, некоторые ее официальные представители даже чересчур; трудно с ними работать, ты просто не замечаешь, где кончается деловое отношение и начинается личное.
Отчасти утешает то, что аборигенам тоже непросто держать с нами дистанцию. Русские, на взгляд местных, далеки от эстетического совершенства, зато неотразимо обаятельны – так и хочется потрогать руками. В чем загадка, мы не понимали, пока не увидели зверей, играющих тут роль домашних кошек. Оказалось, эти твари мурлычут в той же тональности, что мы говорим, да еще и ухмыляются совсем по-нашему, словно пародируя сдержанную улыбку среднего россиянина, который так и не научился скалиться во всю пасть.
Нас здесь полюбили буквально с первого взгляда, а когда узнали получше, начали и руками трогать, нельзя было спокойно по городу пройти. Непривычно, но чертовски приятно.
У великого вождя одно время даже была теория, что русских к нему нарочно таких симпатичных подослали.
Кстати, о великом вожде. Мне же вечером во дворец идти. Во дворце все хорошо с вентиляцией, но вокруг – качественно прогретый город. И я – посол без верительных грамот – в костюме без кондиционера… Мокрый, хоть выжимай. Душераздирающее зрелище.
А там мало того что ехидный Тунгус, так еще и милая Галя.
Тунгус будет ржать надо мной, а Галя – переживать за меня. И то и другое очень трогательно, но никуда не годится.
Видимо, придется мундир надеть. Мне в мундире неуютно, я кажусь себе нелепым и еще более неуклюжим, чем всегда, зато в нем климат-контроль…
Впереди невнятно ссорились. Потом вдруг повысил голос начальник штаба.
– Доведено было всем! – громко, чтобы слышали в задних рядах, сказал Мальцев. – А кто проигнорировал – скоро будет видно! А когда увидим – накажем!
– Да куда еще-то – и так сам себя накажет, идиот, – проворчали за моей спиной.
– Это кто здесь такой умный? – не оглядываясь, елейным тоном поинтересовался Мальцев.
Ответом ему было гробовое молчание. Слышно было, как хрустит, остывая, челнок и негромко урчат, приближаясь, бэтээры.
– Отсутствие наказания влечет за собой рецидив! – отчеканил Мальцев. – А своевременно наложенное взыскание – оно не только исключит повторное нарушение, но и послужит общему вразумлению безответственного субъекта! Ибо сказано: «Глупость привязалась к сердцу юноши, но исправительная розга удалит ее от него!»
– Ух, шайта-ан… – восхищенно протянул кто-то, чуть ли не сам полковник.
– Вот батюшка подтвердит! – не унимался Мальцев. – Верно я рассуждаю, батюшка?
– Воистину! – не своим голосом доложил отец Варфоломей поверх моего плеча – я едва не оглох на левое ухо.
– Это они о чем вообще? – заволновались сзади.
– Да про крем для загара. Или от загара, кто его разберет. Лично я намазался. А ты?
– Естественно!
Я с трудом сдержал ухмылку. Начальник штаба совсем не любит наказывать подчиненных. Поэтому он их запугивает. Получается, надо сказать, неплохо. Мало желающих испробовать на себе «исправительную розгу». Военные стремятся попасть на «Зэ-два» ради щедрых «внеземельных» и двойной выслуги лет. Будешь плохо себя вести – накроется твоя следующая вахта, и все дела.
– Внимание! – скомандовал Газин.