Изумленно-яростно взревев, Игорь десятком прыжков покрыл расстояние до кустов и еще четырежды выстрелил по мелькавшей неподалеку фигуре.
— Попал! — крикнул он, будучи на этот раз абсолютно в этом уверенным. Но «коричневый» помчался дальше. Буквально обомлев, Игорь, тем не менее, выстрелил еще раз, целясь в голову — и увидел, как капюшон вспыхнул нестерпимым сиянием разряда.
А ВАБИСКА ПРОДОЛЖАЛ БЕЖАТЬ.
Хвостовы сидели во дворе, возле принесенной женщины — ее лицо закрыли курткой. Крепкий старик с «метлой»; пожилая женщина, перевязывавшая лицо мужчине лет 40, у ног которого лежал ИПП; юноша примерно вдвое моложе с самозарядным гранатометом на коленях; близняшки лет по 14, мальчишка и девчонка, с охотничьими дробовиками; около них — совсем меленькая притихшая девочка. У мальчишки была искалечена и замотана чем-то левая рука — в ней еще торчал обломок стрелы крестострела, но парень только молча смотрел на труп женщины.
У поисковиков убитых не было, двое оказались легко ранены. У Игоря тоже поцарапало, кроме Женьки, только одного из кадетов. Все собрались во дворе, хмуро, но не потерянно осматриваясь — такие картинки для большинства были не в новинку, к сожалению.
Все, подумал Игорь ожесточенно. Я разозлился. Теперь держитесь. Разозлился я.
— Все погибло, — глухо сказал мужчина — кровь проступала на вскипающих регенерационной пеной бинтах и тут же размывалась, темнела. — Твари… Шесть коней, техника, весь скот…
Он говорил заторможенно, почему-то не упоминая о самом главном — о мертвой жене, матери своих детей… Может быть — не хотел верить.
— Мы скинемся, — сказал один из поисковиков, тот самый лесовик в шапке. Наскребем, вернешь, когда сможешь… — потом лесовик помолчал и спросил: — Или теперь уедешь? Бросишь все?
— Нет, — коротко и ожесточенно сказал мужчина, отстраняя руки матери; голубые глаза его сверкнули. — Теперь или мы — или они, Тимоха. Или они нас в эту землю положат — или мы их в нее закопаем. Но я теперь отсюда не уйду. Это моя земля, твою мать… сейчас — еще больше, чем раньше.
Игорь присел возле мальчишки, заглянул ему в глаза.
— Давай руку.
Мальчишка безучастно протянул ее — грубо проломленную толстой деревяшкой древка, с растопыренными и сведенными пальцами. Он, скорее всего не дрогнул бы, даже начни Игорь тянуть обломок «по-живому». Но тот, взявшись у запястья, ловко перекрыл нервы и, подозвав Лизу, которая уже оказала помощь Женьке и кадету, приказал:
— Давай-ка помоги, я обезболил.
Как и всякий — пусть еще и "школьного пошива" — полевой врач, Лизка способна была работать где угодно, чем угодно и с максимальной быстротой. Развернув полевой набор на колене, она через минуту уже ловко сращивала нервы, сухожилия и кровеносные сосуды, складывала обломки костей, хладнокровно копаясь прямо в ране. Мальчишка смотрел на возню в своем теле по-прежнему отстраненно, потом повернулся к Игорю и сказал, глядя ему прямо в лицо такими, же голубыми, как у отца, глазами:
— Я видел, как маму убили. Я у ворот был. Без оружия… Отец правильно сказал — мы не уйдем. Никогда.
В станицу вернулись уже ближе к полуночи. К этому времени все успели высказать то, что думали об иррузайских вабиска, а Игорь в полной растерянности пересказал историю со своей короткой погоней,
— Ты промахнуться не мог? — спросил Борька. Игорь предложил:
— Давай попробуем — я тебе дам отбежать на полста метров, а потом выстрелю. Один раз, больше не понадобится.
— Да это я так, в плане рассуждения, — не обиделся Борька.
— Но странно, — признал Женька. — А ты ничего такого… — он сморщил нос, — не это? Не почуял?
— Не до этого было, — признался Игорь. — Но по виду это был — яшгайан, их жрец.
— Яшгайан, — кивнул Женька. Зигфрид тоже закивал:
— Яшгайан! Он тебе глаза отвел.
— Нельзя мне, как ты выражаешься, "глаза отвести", — вздохнул Игорь. — И ты это сам знаешь. Еще скажи, что он мой РАП заговорил… Попал я в него, это точно. И не один раз.
— Они умеют выключать боль, — сказал Зигфрид. — Ты же знаешь, как. И сам умеешь.